Три дня без любви (сборник)

Ровно в полночь по московскому времени они поудобнее расположились возле старенького телевизионного приемника марки «LG» и приготовились насладиться повтором душераздирающих кадров криминальной хроники. Никита распечатал по этому торжественному поводу матушкину настойку клюквы на спирту урожая 1980-го олимпийского года и открыл банку советских шпрот, хранимую на голодный день.

Сюжет показали на пятой минуте программы. Между историями о поимке педофила, охотившегося на мальчиков, и задержании какого-то чинуши за получение двухмиллионной долларовой взятки. Мелькнули маски бойцов ОМОНа, челка администратора, Сандра Брюсовна, Николь… Оператор, несомненно, был мастером. В кадр попали не только перепуганные лица клиентов борделя, но и их филейные части, что не оставляло зрителю никаких сомнений в преступных намерениях господ. Сами лица не скрыли черными полосками, поэтому идентифицировались они стопроцентно. По крайней мере, Вадик узнал себя еще до идиотского крика Никиты: «А вот и ты!»

Речь корреспондента отличалась изяществом и богатством метафор. Чувствовался класс. «В ходе проведения операции, Паутина“». «Под прикрытием массажного салона оказывали сексуальные услуги моральнонеустойчивым гражданам…» «А сколько еще в нашем городе таких вот салонов с ночными бабочками?» «Спрос вызывает предложения…» Все это говорилось репортером весело, с улыбкой на сахарных устах, словно речь шла не о криминале, а о праздничной распродаже и скидках на девочек.

Потом тревожную ситуацию прокомментировал майор Прохоров, хитрую морду которого оператор не рискнул показать без полоски.

– Пока нет четкого закона о проституции, беспредел будет продолжаться. Завтра эти женщины снова выйдут на панель.

– И будут платить мне за «крышу», – продолжил Никита, щелкнув пультом. – Знаешь, что самое смешное? Они ведь знали, что это не бордель. Либо потом поняли. А сюжетик все равно запустили.

– Конечно. У них протокольчик ведь есть.

– Да что ты с этим протоколом прицепился? Я сказал, почему подписал. Выбора не было. Или мама, или они. Я выбрал маму.

Никита наполнил рюмки.

– Так выпьем за то, чтобы эту фигню увидело столько народу, сколько капель останется на дне наших бокалов!

Они чокнулись и опрокинули рюмки. Стресс оказался настолько велик, что спустя четверть часа после окончания программы бутылка с настойкой полностью опустела. Кто-то пытался дозвониться Никите на трубку и на домашний, но он решил не отвечать на звонки, проявив недюжинную твердость характера.