Я спросил Старца, что это за ужасные перегородки Он ответил: "Это их лазарет", и, посмотрев на меня, грустно улыбнулся.
И правда, я заметил, что там сновали зверо-люди, имевшие некое подобие с врачами. Лица у них были свиные и тигриные, халаты, как у врачей, но только не белые, а похожие на тигровые шкуры — пятнистые. Халаты были подпоясаны мёртвыми змеями и покрыты то коричневыми, то чёрными, то красными пятнами.
Врачи бесовские метались из одной перегородки в другую, гремя цепями и отпираемыми замками. За всеми перегородками поднимался и рос ужасный стон и вопли. Я стал заглядывать в проходы… В клетях лежали в постелях женщины, связанные цепями по рукам и ногам, и стонали от боли. Этот стон стал так велик, что весь зал сотрясался от страшного гула. Злобно сновали врачи с ключами от входов. Они бросались то в одну, то в другую клеть, тревожно озирались: никто ли за ними не следит? — кололи метавшихся страдалиц огромными шприцами, и те умолкали.
Вдруг я услышал душераздирающий вопль, он меня как ножом полоснул, ибо голос показался мне хорошо знакомым. Тревожно я заметался, не зная, за какой перегородкой он послышался… В одной из клетей я увидел страшных бесовских врачей возле больной женщины в постели. У этих врачей в руках были какие-то инструменты и бутылки с кровью. Одеты они были, как и остальные, только на их звериных головах болтались красные колпаки. В этой клети лежало почему-то много человеческих костей, и от них несло могильным запахом.
Врачи наклонились над женщиной и кололи её шприцами так глубоко, будто прокалывают насквозь. Внешне было похоже на то, что они лечат, но на лицах их было написано, что они мучают её намеренно и со злобой. Кровь, набранную шприцами, они сливали в бутылки, и каждый торопливо прятал бутылку в карман, косо поглядывая на другого, не заметил ли тот, сколько он крови припрятал?
Белое лицо женщины было чем-то прикрыто, а на груди и по всему телу зияли большие раны. Мы вошли в ту камеру и заметили стоявший подле постели гроб. Марля соскользнула с её лица… у меня остановилось сердце и дыхание. Я узнал в ней родную и близкую душе моей. Она мертва, и для неё приготовлен этот гроб… Я думал, что она умерла давным-давно, а она была жива ещё минуту назад. Я слышал вопль, вырвавшийся из её груди. Я звал её по имени и плакал. Услышав мой голос и своё имя, она открыла глаза, застонала и позвала меня по имени: "Помоги!" Она жива, и её мучают эти звери! Я бросился, чтобы сорвать с её рук и ног цепи и ими поразить нечисть в красных колпаках, спасти её и унести из этого ада! Старец крепко ухватил меня за руку и потащил, полного отчаяния и муки, прочь. Я вырывался, но он держал меня. Я оглянулся и увидел, как бесовские врачи почему-то в страшном рёве сцепились друг с другом, в руках у них блестели огромные ножи. В свалке они опрокинули гроб. Он был полон крови, она залила всю камеру и ринулась в коридор…
Я просил, со слезами умолял Старца спасти родную мне душу, но он был неумолим. "Мы здесь никому не в силах помочь!" — сказал он и потянул меня к спускавшейся во мрак лестнице.
Когда мы спускались по чёрным каменным ступеням, Старец молвил: "Теперь ты увидишь, как обитатели этой башни служат Злу, своему богу. Вооружись спокойствием и не пугайся этих тварей человекоподобных. Ты должен видеть, как они служат и поклоняются демонам Зла и Смерти".
Мы спустились в глубокое подземелье под башней и попали в лабиринт подземных ходов.
Старец простёр вперёд руку, и из неё заструился свет, который помогал нам разглядеть дорогу. То слева, то справа обнаруживались чёрные пасти поперечных ходов и каких-то пещер. Иногда мы попадали в тупик и упирались в каменную стену. Старец отваливал рукою плиты, открывал проход, и мы пробирались дальше. Меня страшила мысль: что бы я делал без него в этой путанице закоулков, пещер и ходов?
Мы шли долго. Много плит отвалил на нашем пути Старец. Наконец, он остановил меня. В подземелье царила мёртвая тишина, от стен веяло сыростью.
И вдруг в этой гробовой тишине послышался глухой стон, как последний вздох умирающего. За ним другой, третий… Стоны шли из земли под нашими ногами. Они умножались и становились всё громче и мучительнее. Вскоре стонала вся земля. Вопли поднимались, превращались в оглушительный крик, который эхом отдавался по всем переходам, гудел под сводами подземелья. Казалось, ещё мгновенье — и лопнут барабанные перепонки. Земля содрогалась от воплей. В ужасе я закричал Старцу: "Это стон живых людей, закопанных в землю! Их надо откопать, их надо спасти!"
"Нет, — сказал Старец. — Это только кровь живых стонет в земле. Закрой уши, если тебе страшно. Идём, сын мой!"
Мы двинулись дальше во мглу и вскоре снова очутились в тупике. Свет руки Старца освещал каменную плиту, преграждавшую нам путь. За этой плитой слышался приглушённый шум и гам. Старец простёр вперёд руку — и чёрная плита сама упала вперёд и открыла нам вход.