Они заманивали чёрных-худых людей и тащили их в свои капища. Речи их были льстивые и вкрадчивые, они ловко обманывали чёрных-голых. Если им не удавалось заманить людей словами, то они пускались на обман и подлость. Начинали рыскать по ярмарке, то изгибаясь колесом, то ходили на четвереньках, то завывали, как собаки, мяукали, подобно котам, катались по земле, подражали криком всевозможным животным, и когда чёрные-глупые собирались, чтобы посмотреть на их шутовство, — быстро вытаскивали чёрные сети, кидали друг другу, ловили в них чёрных и силой волокли в свой бесовский театр, кого они хватали, тому уж вырваться от них не удавалось.
Подле капищ горел большой костёр, и его окружали гнусны обезьяны.
Что меня удивило, так это то, что обезьяны дрались и ссорились друг с другом из-за чёрных. Каждая норовила заманить своему окну человека и отбивала его у других. Одна тащила свою жертву в одно окно, другая вырывала у неё и волокла к своей. Одна хвалила своё окно, а другая запугивала чёрных, говоря, они полезут туда на свою погибель. Из этого я понял, что бесовский театр там не один, что их много, быть может, столько же, сколько крыш на здании.
Обезьяны ругались, плевались и спорили о добыче.
Напуганные чёрные не рисковали лезть в окна, да и лезть в них было делом нелёгким. Из окон были спущены шаткие верёвочные лесенки, и многие срывались с них, разбивались и гибли. Сами же обезьяны в те окна не лезли, и я спросил Старца, что могло быть тому причиной?
"Они входят с другой стороны, через свой вход", — ответил Старец.
И действительно, когда чёрные спрашивали у обезьян, почему те сами не лезут в эти проклятые окна, те отвечали, что, дескать, они не зрители и не слушатели, а слуги церкви и что для них существует особый вход.
Главный же вход усиленно охранялся человекоподобными обезьянами, которые наблюдали за тем, чтобы чёрные-голые даже не приближались к нему.
Мы со Старцем направились к этим главным и запретным дверям.
ГЛАВА 6
Когда мы приблизились к запретному входу, человекоподобные обезьяны, стоявшие на страже у ворот, Начали пятиться, наклоняя голову всё ниже и закрывая её чёрными сетками. Они расступились перед нами, совсем спустились со ступеней, упали наземь и зарылись мордами в землю.
Самих дверей, задёрнутых чёрной завесой, не было видно.
Старец велел мне сорвать завесу. Я содрал её и ужаснулся при виде того, что было за ней…
В огромных вратах прорезано трое малых дверей. В каждой двери по зверю, в ногах у каждого зверя чёрный гроб.
Два зверя в боковых дверях стоят спиной, а третий зверь повешен на деревянном кресте, прибитом к средним дверям. Он распят на кресте, и все четыре его лапы пригвождены к деревянным перекладинам.
Трудно было определить, что это за зверь, ибо голова его была ободрана, и кровь заливала туловище. Лапы тоже ободраны до колен, и белая шкура, подобная овечьей, свисала с креста. Один бок ободран до костей. Кровь заливала весь крест до самой земли. Но изуродованное и окровавленное животное было ещё живо, оно судорожно корчилось на кресте…
Над этим животным, распятым на кресте, подобно Иисусу Христу, виднелась надпись: "Своими мучениями и кровью он выкупит от дьявола весь мир богу. Кто будет веровать в это, есть тело и пить кровь его — тому простятся все грехи, и он наследует царство небесное и жизнь вечную".
Зверь с правой стороны обернулся, и я увидел искажённую от злобы морду. Глаза его горели огнём зависти и мести. Он был подобен полосатому тигру, но морда — волчья, рога — козлиные, а борода — длинная и серая, похожая на бороду древнего старца. Он смотрел злобно и кровожадно, сузив зрачки, притаившись и не двигаясь. Он стоял, как человек, но ноги у него были козлиные, а руки напоминали орлиные лапы с хищными; крючками когтей. В одной лапе он держал змею, в другой — камень.
Над его головой тоже была надпись, которая гласила: "Он победит весь мир и кровным своим даст власть, силу и все блага земли; богатство и золото, честь и славу — даст верным ему".
Третий зверь, что стоял по левую сторону, подобен был чёрному барану, но с волчьей мордой и тигриными лапами. Он тоже стоял, как человек, и держал в одной лапе меч, а в другой факел, полыхавший огнём. Надпись над его вратами гласила: "Всем, кто будет веровать в него, он даст на небе рай и наслаждение; а тем, кто не поверит ему, — смерть!"
Страшно и мерзко стало мне от этих богохульных бесовски, слов. Мною овладел гнев от вида обезьяньего зверья, которое заставляло людей мучиться во имя гнусных и злых дел. Старец, видя мой гнев, молвил: "Не гневайся на горькие плоды, а познавай тех, кто посеял семена их древ". Затем велел мне: "Открой, один гроб, что стоит у ног израненной белой овцы!"