Три дня в Сирии

Борис Логинов проводил ее взглядом, и пока она еще не захлопнула дверь, сказал, показывая на водителя:

— Я пришлю машину. Леня приедет.

Джин ничего не ответила.

— Вы — госпожа Красовская? — спросил, подходя к Джин, высокий сирийский военный.

— Да, — кивнула она, взглянув на мужчину.

— Я — Милюк Раджахи, помощник госпожи аль-Асад, — представился он, добавив: — Мы ждем вас. Мне приказано выполнять все ваши распоряжения.

Красный БМВ за спиной Джин тронулся и отъехал. Молодая женщина спиной чувствовала взгляд Бориса из-за лобового стекла. Ей хотелось повернуться и взглянуть на него, но она заставила себя не делать этого. Сейчас Джин рассуждала о Логинове уже не столь категорично. Русский полковник зацепил ее, причем больше, чем она ожидала, и она понимала ошибочность своего первого впечатления. Хотя… Нужно ли Джин еще глубже вникать в изучение мотивов поведения Логинова? Безопаснее держаться подальше. Русские, безусловно, способны впадать в необъяснимые крайности и поддаются эмоциям быстрее, чем доводам рассудка. Джин знала это и из великой русской классической литературы и по рассказам своей матери могла даже видеть на ее собственном примере. Несмотря на весь внешний лоск и сдержанность, приобретенные Натальей Голицыной за почти полвека жизни на Западе, ее сложный характер и рожденные им противоречивые поступки порой доставляли многочисленные трудности. Не только посторонние люди, но и самые близкие, даже отец и всезнающая бабушка, иногда с трудом могли общаться с Натальей. Эти противоречия диктовала, по догадкам Джин, скрытая червоточина, живущая в русской душе. Внутренний надлом, как считала, во всяком случае, сама Натали, произошел в тяжелый исторический момент, когда гордую и свободолюбивую нацию превратили татарами в племя рабов и усугубили столетиями крепостного права и поповщины. Такая особенность народа передавалась из поколения в поколение, и, судя по всему, чем ниже на социальной лестнице находились слои общества, из которых происходил человек, — а предки Логинова скорее всего были крепостными, — тем более дико проявлялись русские черты впоследствии. «По отцу у Логинова есть еврейская кровь. Все первые чекисты — евреи. Я вполне могу сочинять небылицы про Бориса. Или он пошел в мать?» — с сомнением размышляла Джин.

Едва Джин в сопровождении Милюка подошла к полукруглой террасе, увитой цветущими белыми розами, за которой находился вход в здание, из-за зеркальных дверей ей навстречу выскочила Снежана и радостно повисла на шее с криками:

— Привет! Тут лафа! Нас так приняли! Я уже наелась до отвала. Меня тут кормили все подряд.

— Как Милиса? — спросила Джин, с трудом покинув ее объятья.

Милюк чуть отстал, разговаривая по телефону.

— Ей отвели шикарную комнату, — ответила Снежана, вприпрыжку поднимаясь по ступеням, Джин шла за ней. — Там напичкано всякой аппаратуры, но я ничего не трогала. Кала при ней, как водится. Ее, кстати, заставили снять дурацкие занавески. Сказали, если хочет здесь находиться, то пусть снимает, ведь так в резиденции ходить нельзя. Я думаю, они боятся, вдруг она что-то вынесет под паранджой, но Кала сообразительная. Лучше уж покушать всласть, чем за тряпки свои цепляться. Короче говоря, согласилась, — засмеялась Снежана. — Мы ничего не трогали, все оставили до твоего приезда. Мы-то кто в данной ситуации? Ослы. Нас лучше близко не подпускать, только если под твоим руководством. Абдулла мой удивился такой роскоши, но поделом ему, — проговорила девушка, весело повернувшись на одной ноге. — Он считал себя царем и богом, дескать, я без него никуда, а тут он мне не нужен. Еще будет мне свидания назначать, а я ему скажу: «Пошел вон!» Про Мустафу и говорить нечего, — она прижала пальцы к губам, чтобы громко не смеяться. — Он как слег тогда, так и не встает. Сердечный приступ, представляешь? Перегрелся, одним словом, а тут еще такие переживания. Всем теперь его помощник заправляет, Абан, но с ним куда проще. Я Светке еще раз звонила, — Снежана подскочила и шепнула Джин на ухо, — так она мне все про какого-то мужика вкручивает. Я не понимаю, чего за мужик? Получается, твой?

— Потом поговорим, — остановила ее Джин, заметив вблизи Милюка.

— Звонила госпожа аль-Асад. Спрашивала, доехали ли вы. Я рассказал о вашем благополучном прибытии, госпожа. Госпожа аль-Асад приказала предоставить вам комнату для отдыха и прохладительные напитки. Если желаете, легкие закуски накрыты в столовой, — с долей подобострастия сообщил он.

Джин удивилась такой любезности и вежливо ответила:

— Благодарю вас, но сначала я хочу пройти к больной.

— Хорошо. Прошу за мной, госпожа, — торжественно произнес Милюк и направился в холл.