Три дня в Венеции

Он застыл на месте, завороженный, и просто молча смотрел на картину, даже не пытаясь скрыть слезы восторга.

Ванесса поняла, что это полотно действует на Билла необычайно сильно, едва ли не вводит в гипнотический транс. Несколько раз она бросала на него недоуменные взгляды, но не произносила ни слова, не желая рассеивать волшебные чары. Он был потрясен, растерян. Никогда прежде Ванесса не видела, чтобы произведение искусства так мощно и непосредственно воздействовало на зрителя.

Оторвав наконец взгляд от картины, Билл сказал:

– Когда я смотрю на этого Тинторетто, на другие шедевры Венеции, когда я осознаю, какую несравненную красоту может создавать человек, я прихожу в недоумение. Носителем зла и кошмарной ненависти, поражающей здравый рассудок, является тоже человек. Как примирить две эти его ипостаси?

– Но тем не менее они сосуществуют испокон века, – ответила Ванесса, кладя ему руку на плечо. – Венеция – совершенное олицетворение рукотворной красоты. Куда ни взглянешь – кругом красота и гармония. Живопись, другие произведения искусства здесь собирались веками. В Венецию стекались лучшие архитекторы и строители. – Она замолчала и тихо добавила: – Ты приехал из Боснии, где видел лишь жестокость, бесчеловечность и людские страдания. Эти образы продолжают жить в тебе, Билл. Естественно, что ты все время сравниваешь одно с другим.

– Да, ты права, так и есть, – глуховато ответил он и наконец отвернулся от картины. Он взял Ванессу за руку и повел назад, к выходу из собора. – Хотелось бы верить, что живопись и музыка излечат меня, помогут более объективно относиться к тяготам этой жизни.

– Я тоже надеюсь на это.

Они вышли наружу, где ярко светило солнце. Билл зажмурился и потряс головой, стараясь отогнать прочь нахлынувшие на него страшные видения войны. Наконец он открыл глаза и неожиданно предложил:

– Я так давно не катался на гондоле по Большому Каналу, Ванесса. Что, если нам с тобой совершить эту чудесную прогулку? Это будет волшебное путешествие, а?

– Ой, как здорово! Я тоже сто лет уже не каталась по Большому Каналу. А ведь это одно из главных удовольствий Венеции. Поездка на гондоле действует так расслабляющее, так умиротворяющее.

Билла вдруг захлестнула горячая волна счастья. Он понял: это потому, что рядом Ванесса. Он обнял ее и прижал к себе.

– Меня переполняет радость. Оттого, что мы встретились. Оттого, что гуляем по Венеции. Что вчера вечером мы занимались любовью. Что проведем вместе еще несколько дней. – Он умолк, поднял к себе ее лицо, вгляделся в него. Легкая улыбка пробежала по его губам. – Как бы там ни было, Ванесса, со мной уже очень-очень давно не случалось ничего такого, что хотя бы отдаленно можно было сравнить с нашей встречей. – Он поцеловал ее в кончик носа. – Тайный роман так тайный роман. Я хочу, чтобы наша связь продолжалась, невзирая ни на что.

Закончив, он вопросительно посмотрел на нее. Ванесса кивнула.

– Я тоже. Когда угодно, где угодно, но мы будем встречаться. – Она обвила руками его шею и ткнулась лицом в плечо. Но его губы нашли ее и слились в поцелуе. – Итак, клятва скреплена печатью поцелуя, – заключила она.

Оба весело рассмеялись и, не разжимая рук, отправились в обратный путь. Они снова прошли лодочную станцию, добрались по узким улочкам до академии. Там Билл нанял гондолу до «Палаццо Гритти».

Как только они сели в гондолу, Билл обнял Ванессу, она положила голову ему на плечо. Он вдруг остро ощутил, что ему осталось всего несколько дней быть с женщиной, которая стала ему так дорога. Еще совсем недавно ему казалось, что, кроме Хелены и матери, он ни к кому не будет испытывать столь сильные и глубокие чувства. Но оказалось, он ошибся. И это было очень странно и неожиданно.

С Ванессой происходило то же самое. Она все думала: неужели все останется по-прежнему? Нет, невозможно, в этом она была уверена. Ее жизнь не будет такой, как раньше. Потому что в ней появился Билл.

Гондольер ловко управлял гондолой, Ванесса и Билл, бросая восторженные реплики, любовались великолепными видами Венеции.

Они плыли мимо острова Сан-Джорджо, церкви Санта-Мария-делла-Салюте, Доганы, великолепного здания таможни с красивым куполом. Эти три здания, которые называют тремя жемчужинами, встречающими путешественников, сияли золотом на ярком солнце.

– Словно пейзаж Тернера,[7] – восхищенно сказал Билл, глядя на небо. – Ванесса, ты видишь этот переменчивый свет? Он совершенно особенный, только Тернер мог передать такой желтый цвет на своих холстах. Я обожаю его венецианские пейзажи. Никто не смог его превзойти.

– Ты прав, – согласилась Ванесса. – Весь город словно плывет по воде, а вода все время меняет цвет. Зрелище потрясающее…

Ванесса с искренним восторгом любовалась проплывающим перед ними великолепием. Словно волшебная страна открывала им свои врата. У Ванессы к горлу неожиданно подступил комок, глаза наполнились слезами – так действовала на нее прелесть древнего города.

Небо и трепещущая вода сливались в единое целое в золотом сиянии дня. Все краски Венеции отражались в Большом Канале.