Три дочери Льва Толстого

Она немедленно приступила к работе. Через несколько дней, 22 июня, направила письмо в Коллегию Народного комиссариата продовольствия с просьбой организовать специальный отряд в связи с планируемым фронтом работ: «Во исполнение постановления Президиума ВЦИК 〈…〉 необходимо тотчас же приступить к крупной ремонтной и строительной работе 〈…〉 дома-музея 〈…〉 перекладывать все печи 〈…〉 перестилать полы, вновь построить террасу по точному образцу старой 〈…〉 двери и подоконники, устроить канализацию и водопровод: затем ремонтировать и восстанавливать надворные постройки 〈…〉 построить помещение для ночлега экскурсантов, приезжающих издалека иногда в числе нескольких десятков человек, с чайной и столовой. 〈…〉 Засим будет следовать постройка школы 2-й ступени и художественно-промышленной школы с общежитием, лекционного зала-театра, нового помещения для библиотеки-читальни и т. д.»[1209].

Александре Львовне эта масштабная деятельность была по душе и по плечу. В. Ф. Булгаков по впечатлениям от ее деятельности в первые годы после смерти отца создал портрет, в котором выделил одну из главных особенностей младшей дочери Толстого – она была созидателем: «И еще любила Александра Львовна строиться, организовывать. Купит старый дом, сломает его и возводит на его месте новый, вся в планах и расчетах, готовая чуть ли не сама бревна таскать, как Петр Великий на верфи. Это шло уже от избытка ее энергии»[1210]. С лета Александра Львовна включалась в очень трудную деятельность по ремонту и строительству, по созданию культурного центра в Ясной Поляне.

Пригласительный билет на открытие музея-усадьбы Л. Н. Толстого в Ясной Поляне. 1921

Однако проблемы были заложены уже в самом декрете: Ясная Поляна (усадьба и дом-музей) были подчинены двум ведомствам: кроме того, узаконивались создание и деятельность толстовской коммуны. Александра Толстая отвечала за все сразу. Быстро выяснилось, что появившиеся коммунары работать не умели и не хотели. Несколько месяцев они провели в усадьбе, но в какой-то момент у Толстой и служащих лопнуло терпение, и было решено организовать трудовую сельскохозяйственную артель из служащих. На радость всем, коммунары покинули Ясную Поляну.

В это же время в самой советской стране происходили существенные изменения: 15 марта 1921 года Х съезд РКП (б) отменил политику военного коммунизма и утвердил новую экономическую политику (нэп). Государственные учреждения переходили на самоокупаемость. В начале 1922 года Александре Львовне было понятно, что кредит, ассигнованный Наркомпросом, мал, что составленная смета будет удовлетворена в незначительном размере, а сотрудники Ясной Поляны, снятые Наркомпродом с пайков, должны «найти возможность не только существовать, но и продолжать печатную деятельность исключительно на доходы с земли, сада и огорода Ясной Поляны»[1211].

Н. Л. Оболенский продолжал управлять хозяйством, то есть ничего не делал. Однако в новой экономической ситуации «Оболенский с семьей, часть его помощников должны были потерять должности и уехать»[1212], и в начале августа Оболенского уже не было в Ясной Поляне. «И когда он уехал – я узнала, что он продал все продовольствие, весь урожай этого года в свою пользу, амбары были пусты. Служащих музея, школ (а не деревню) кормить было нечем, – вспоминала Толстая в 1971 году. – Я сказала об этом Луначарскому, Луначарский позвонил в Комиссариат продовольствия, и я получила два вагона[1213]. Там была мука, крупа, рис, соль и пять осетров. Везли мы продовольствие с Сережей Сухотиным [1214]〈…〉 пять дней. Спали на полу или на мешках с мукой». Еще в Москве Калинин в ответ на просьбу Толстой выделил 20 пудов соли, рассказав ей, что «недавно ездил на юг, прихватил с собой на всякий случай вагон соли». Именно последнее решило ситуацию со свежими осетрами, которые за эти пять дней могли протухнуть в душном вагоне. «Осетров, – продолжала вспоминать Александра Львовна, – мы изнутри натерли солью, отчего ладони болели и потрескались, но привезли осетров в чудном виде. Служащие и все живущие были сыты. Тетенька Татьяна Андреевна была в восторге от осетров. Всего на усадьбе было около тридцати человек, и мы прожили до нового урожая, не голодая»[1215].

Голод в Поволжье. Раздача еды из лечебно-питательного поезда № 3. Самарская губ. 1921