Три дочери Льва Толстого

У Марии был свой круг занятий. С детства свободно владевшая английским и французским языками, в юности с удовольствием занимавшаяся итальянским, она выступила в качестве переводчицы. В 1892–1893 годах перевела с французского выбранные отцом отрывки из дневника философа А.-Ф. Амиеля[149]. Перевод они поправляли вместе с отцом, затем текст был опубликован с предисловием Толстого в журнале «Северный вестник».

Было время, когда Мария мечтала учиться на фельдшерских курсах. В своей семье и в яснополянской деревне Софья Андреевна успешно занималась лечебным делом, с годами оно перешло в руки Марии. Средняя дочь «усерднее и лучше продолжала лечить народ, сама походив в Москве в больницы и клиники, где многому научилась. Вот она, – отдавая должное дочери, писала Софья Андреевна, – действительно любила лечить, легко выносила вид ран, крови, даже страданий. Усердие и самоотверженность в ней были удивительные. Например, она бегала ежедневно в Телятинки[150] за три версты промывать и перевязывать рану на ноге мужика; от раны было зловоние и куски отгнившего тела отпадали, а она продолжала свое доброе дело. Чего я не могла делать – это то, что делала тогда Маша, а именно катетером выпускала мочу умирающему почти старику, нашему повару Николаю, чем несомненно облегчала его страшные страдания»[151].

Сильна была духовная связь между отцом и Марией. 22 мая 1891 года Толстой пометил в своем дневнике: «Я с радостью чувствую, что люблю ее хорошей, божеской, спокойной и радостной любовью»[152]. Внутренняя жизнь средней дочери, как и прежде, была сцентрована на духовной жизни отца. В августе 1893 года Мария пишет ему: «Я привыкла всю свою жизнь думать, как ты; и если когда я не сразу принимала то, что ты говоришь, то не спорила, а ждала и верила, что я приду к тому же, и так это бывало»[153].

Круг занятий Марии Львовны очертил молодой словацкий врач Душан Маковицкий, впервые приехавший в Ясную Поляну в сентябре 1894 года. Вместе с дочерью Толстого он отправился к больным, ехали они по яснополянской деревне. Гость запомнил: «Все встречные, занятые работой возле изб, дружественно ее приветствовали. Все ее хорошо знают, потому что еще недавно она учила местных детей, а частично и взрослых 〈…〉 она лечит больных, ходит помогать вдовам и сиротам в работе на поле или по дому, всем в равной мере старается быть сестрой. Все ее и любят, и, насколько я мог судить по отношению к ней больных, любят искренне»[154].

Дочерям хватало работы и дома. Десятилетиями переписчицей сочинений Л. Н. Толстого была его жена, затем на смену ей пришли дочери Татьяна и Мария. Если Софья Андреевна переписывала страницы «Войны и мира» и «Анны Карениной», то дочери – художественные, религиозно-философские публицистические работы позднего Толстого. Они помогали отцу вести переписку. В 1890-е годы Татьяна все больше погружалась в дела отца, вот она объясняет брату Льву, почему так редко ему пишет: «…у меня всегда папашина переписка, которая все увеличивается»[155]. Повторим, жизнь шла своим чередом.

Однако в середине 1890-х годов в семье Толстых случилась большая беда. Драматическая страница в жизни супругов была связана со смертью младшего ребенка и всеобщего любимца – сына Ванечки. В нем одном – из всех сыновей – Лев Николаевич Толстой видел продолжателя дела всей своей жизни. Софья Андреевна беззаветно любила этого удивительно талантливого мальчика. «Мои родители, в особенности мать, на закате лет сосредоточили на этом ребенке всю силу любви, на которую были еще способны»[156], – отметила старшая дочь.

И вдруг Ванечка заболел и скоропостижно умер 23 февраля 1895 года. С его смертью между супругами Толстыми как будто разорвалась очень важная нить. Каждый из них тяжело переживал горькую утрату, но Софья Андреевна – трагически.

«Отчаяние матери было так глубоко, что она едва не лишилась рассудка, – вспоминала Татьяна. – Вначале она пережила период религиозной экзальтации и много времени проводила в молитве дома и в церкви. Отец был с ней исключительно нежен, и так как она совершенно не переносила одиночества, он и мы с сестрой Машей ни днем ни ночью не отходили от нее. Отец ходил за ней в церковь, ожидал ее у входа и приводил домой. Ему, давно уже отошедшему от церкви, такое душевное состояние жены было чуждо. Чтобы отвлечь ее от личного горя, он пытался пробудить в ней мысль о горестях других людей. Он водил ее в тюрьмы, заставлял покупать книги для арестантов. Но ничто ее не интересовало. Даже собственные дети, даже Ясная Поляна»[157].

Ванечка Толстой. Зима 1893/94