Три доллара и шесть нулей

– Антон Павлович... – Голос переводчика был глух и потому странен. – А кто это рядом с вами разговаривает?..

– Это Вадим Андреевич.

– Он сейчас сказал – «Эйхель»?..

– Да, – подтвердил Струге. – Совершенно верно. Эйхель – это фамилия нашего оперативника из ГУВД. Да вы слышали об этом человеке! О нем Мариноха говорил. А в чем дело?

– Я только сейчас подумал... «Эйхель» переводится с немецкого как «желудь»...

Повесив трубку, Генка сжал челюсти так, что у него побелели желваки. Он подошел к сейфу, вынул пистолет, сунул его за пояс, в «летнюю», невидимую, кобуру, захватил запасной магазин и вышел из кабинета.

Прошел на первый этаж, шагнул в «дежурку» и бросил на стол помощнику исписанный бланк протокола объяснения.

– Освободи этого.

Помощник пробежал лист глазами и покачал головой:

– Гена, мы его еще по ИЦ не «пробили»...

– Я это уже сделал, – перебил его опер. – Он чист, как слеза девственницы.

Пожав плечами, помощник поднялся со стула, достал из кармана ключи и направился к клетке.

Оперу виднее...

Глава 7

Пащенко развернул машину в тот момент, когда они уже подъезжали к кинотеатру. Конечно, можно было сначала встретиться с Хорошевым, а уже потом ехать забирать из «гувэдэшной» кутузки Полетаева. Это было бы объяснимо с точки зрения любого, кто привык упорядоченно заниматься делами. Но никто не мог знать наперед, что за спектакль решили сыграть у «Искры» «федералы», и никто не мог сказать точно, чем и когда этот спектакль закончится. Сжатая до отказа за две недели беспорядочных метаний пружина грозила распрямиться в любой момент, и никому не хотелось, чтобы она разжалась в их сторону. Бедные на информацию первые дни отпуска Антона Павловича сменились чередой наслаиваемых друг на друга событий, и теперь приходилось на ходу выбирать из них наиболее значимые и отвлекаться в их сторону.

Пока Вадим гнал «Волгу» к зданию ГУВД, Антон связался с Хорошевым и, отовравшись про дела, попросил перенести встречу на час позже. Ответ последовал ожидаемый. Школьный товарищ Валька рассмеялся и согласился.

Гораздо труднее ссылаться на занятость было перед рябым. Предложение «перебить стрелку» он воспринял как недобросовестное отношение к условиям устных соглашений и стремление усложнить ситуацию.

– Не нужно так переживать, – процедил сквозь зубы Антон Павлович. – Я переназначил встречу не на час раньше, а на час позже. Или вы боитесь опоздать на поезд до Москвы?

Рябой со своими бойцами невидимого фронта никуда не опаздывал, он просто хотел держать судью на коротком поводке. Пока это получалось, однако для того, чтобы товарищ ненароком не расслабился, его нужно постоянно напрягать – это подтвердит любой психолог. Однако он же укажет и на то, что перенапряжение часто вызывает короткое замыкание и, как следствие, срыв. Не только нервный, но и рабочий. Потому рябой и высказал неудовольствие, не стремясь усугубить момент до критической точки.

В восемь так в восемь...

Антон Павлович, что было совершенно обоснованно, остался в машине с тонированными стеклами, а прокурор, громко хлопнув разболтанной дверцей, засеменил в сторону крыльца ГУВД...

Перемахнув в два прыжка все ступени парадной лестницы, он блеснул тиснением удостоверения перед молодым сержантом с «кипарисом» на боку и быстро зашагал по коридору.

Портреты всех начальников ГУВД, начиная с того момента, когда Управление называлось «полицейским участком», список сотрудников, погибших в Чечне...

Ворвавшись в «дежурку» как ураган, он завис над испуганным помощником.

– Какой из этих – Полетаев? – И кивнул на решетку, за которой продолжали сидеть, как петушки на насесте, группа мужчин.

– Полетаев? – Помощник удивился.

И Пащенко не понял, чему тут можно было удивиться. Десять минут назад ему русским языком сказали, что Полетаев сидит в ГУВД.

– Да, я назвал именно эту фамилию – Полетаев. Так который из этих?

– Его тут нет.

– Ты чего мне голову морочишь, старшина? А где Эйхель? Может, он у Эйхеля в кабинете?

– Здесь нет ни того, ни другого. Пять минут назад Эйхель велел отпустить Полетаева и через минуту вышел из управления сам.

– Ты не ошибся, старик? Или просто воду мутишь? Не лги царю!.

– Словарный запас у меня скуден, ваше величество! Как еще объяснить? Вышел Полетаев, а следом – Гена Эйхель. Честное старшинское, отвечаю за базар.

На груди старшины, вцепившись зацепами в материю, тускло отсвечивали колодки ордена Мужества и медали «За боевые заслуги», а на другой половине кителя светились нашивки за ранения. И прокурор его за базар простил. Не мог не простить. И не мог не поверить.

Он не верил в другое.

Поднявшись на третий этаж, где располагался отдел кадров ГУВД, он нашел там начальника и попросил разрешения войти. Хотя мог и не спрашивать, Владимир Сергеевич Оспин работал в ГУВД двадцать лет, и они очень хорошо знали друг друга.

– Какие проблемы, Андреич? – Кадровик махнул рукой одной из сотрудниц, убыстряя ее движение из кабинета. – Ты ведь без проблем не заходишь, верно?

– Верно. Я хочу все знать о Геннадии Эйхеле. Это ваш «угонщик».

– Знаю такого. Чай будешь?