Пермяков выпроводил сначала опера, потом, через сорок минут разговора – слесаря. А ближе к обеду он еще раз встретился и с Маринохой. Сейчас терновский бизнесмен был более свеж и, как видно, с потерей контракта уже смирился. Провалы у русских дельцов случаются гораздо чаще, нежели успехи, поэтому, не в пример закордонному дельцу, который неделю бы отпаивался в своем доме виски, Леонид Алексеевич Мариноха держался уверенно и спокойно.
Как и на первом допросе, Мариноха не вспомнил ничего нового, что могло бы иметь значение для следствия.
– Леонид Алексеевич, – поинтересовался Пермяков, закрывая дело, – а вы были уверены в том, что Бауэр из тех, кто мог оплатить ваш совместный проект?
– То есть? – не понял Мариноха и стал смотреть на следователя как на лицо, попытавшееся открыть ему Америку. – Что вы имеете в виду?
– Я имею в виду, что финансовое положение господина Франка Бауэра было далеко от того, чтобы свободно инвестировать в российский филиал внушительные средства. Я бы даже сказал, что оно было очень далеко от этого. Денег у него хватало лишь на то, чтобы платить по счетам и поддерживать жизнь своих предприятий в Потсдаме. Поэтому я вас и спрашиваю – вам не приходило на ум, что ваш сорвавшийся контракт уберег вас от многих неприятностей?
– Ерунда, – решительно заявил Мариноха. – Денег у него на счетах не было... Вы, гражданин следователь, меряете жизнь немца совковыми мерками. Что с того, что его счета были пусты? Под договор в России он мог запросто взять кредит в любом банке Потсдама. Но, будучи немцем, он сначала приехал на место, чтобы оценить обстановку и принять решение. Он потратил бы тысячу евро на перелет, еще две сотни – на двухдневную жизнь в Тернове и сэкономил бы пятьдесят тысяч в месяц стабильного дохода. Простая западная арифметика.
– Но Бауэр не собирался жить в Тернове двое суток. Вещей он с собой привез, как на хороший курортный роман. Это вам не кажется странным?
– Зачем вы задаете мне такие вопросы? Если бы я мыслил мозгами немца, я бы управился в Тернове и без него. Может, у него привычка такая – таскать за собой по всему земному шару чемодан с ненужными вещами? Вам это в голову не приходило?
Пермякову это в голову не приходило раньше, не появились на этот счет сомнения и сейчас. Для следователя прокуратуры Пермякова все неясное остается темным и подозрительным до тех пор, пока явлению не находятся резонные объяснения. Он собирался мыслить не мозгами застреленного в гостинице немца, а своими собственными, теми, которым доверял.
Несмотря на то, что в кабинете уже слоями висел табачный дым, Антон дотянулся до пачки и вынул очередную сигарету. Слушая шорох фольги, Антон подумал о том, что в промежутках между дымными слоями зависла тишина. Дым – тишина – дым – тишина... А внизу – потрясение и этот шорох.
– Теперь вы понимаете, почему мы придали беседе приватный смысл?
Струге это понял уже давно. Понял и сейчас испытывал к этим двоим, уставшим с дороги людям неподдельное уважение. На пленке, которую они имели на руках, был запечатлен момент, который мог изменить всю их с Пащенко последующую жизнь. Ужин в компании уголовного авторитета, за его счет. Судья и прокурор, пьющие «Реми Мартин» и «Хванчкару», закусывающие севрюжьей икрой, улыбающиеся и обнимающиеся.
– Надеюсь, вы понимаете, что это была встреча школьных друзей и ничего больше? – Дым от сигареты казался Струге невыносимо горьким.
– Конечно, – ответил рябой. – Вадим Андреевич нам все пояснил. Однако документ есть, и отрицать его наличие нельзя. Маркин убит Хорошевым, в этом нет никаких сомнений. Следствию в дальнейшем будет важен каждый момент жизни Седого, и пленка носит характер вещественного доказательства, которое потом обязательно будет приобщено к делу. Другой вопрос, под каким соусом. Поверьте, у нас нет желания портить вам жизнь, именно это заставило нас прийти сюда, а не в иное место, однако возникает вопрос – что вам делать дальше?
– Нам? – переспросил Антон. – А что мы с Пащенко, по-вашему, должны делать дальше?
– Вот это и стоит обсудить.
Доселе молчавший Пащенко вздохнул и повернулся к Антону:
– Теперь ты понял, почему он назначил встречу в «Садко», в двадцати километрах от города? Не потому, что у него дом в Кольцове, а потому что в любом ресторане города его очень хорошо знают.
– Вполне возможно, – поддержал его второй «федерал». – Представьте картину – вы мирно кушаете, а к вашему столику подваливает какой-нибудь синий гражданин и говорит: «Привет, судья, привет, прокурор. Седой, нам тут «стрелу» забили, надо бы «потереть». И произойдет это как раз в тот момент, когда Хорошев соберется задать пару вопросов на предмет того, как продвигается расследование какого-нибудь интересующего его дела. Нелепо, правда?
– Нелепо, – согласился Струге. – Однако даже в такой законспирированной обстановке он ни разу не поинтересовался ни каким-либо делом, ни ходом его расследования. И потом, зачем ему нужен я, который удален от следствия?