Шаблон представлял из себя отрезок уголковой стали толщиной 1 мм, одна полка у него была где-то 200 мм, а вторая где-то 120 мм и расположена вторая полка была где-то посередине первой. Размеры нужно было выдержать с точностью 0,2 мм, т. е. для меня уже пустяковой. Я бодро вырезал из стали 1 мм пластину, согнул её в уголок, отрубил лишние части, выбил клеймами номер этого шаблона и начал напильниками вводить его в размер. И «запорол». Снова взял сталь, вырезал пластину и т. д. Начал доводить до размера и… «запорол», т. е. опять сделал брак. Пакость была в малой полке: в ней сумма трех размеров должна была совпасть с размером длинной полки, и в то же время каждый из трех размеров не должен был отличаться от чертежа более чем на 0,2 мм. У меня не получалось — какой-нибудь из этих трех размеров я упускал — он начинал отличаться от чертежа более чем на 0,2 мм. Я выбросил третью, четвертую заготовку — и хоть плачь! Обращаться к Герману было стыдно — я ведь сам утверждал, что уже могу делать подобные вещи. Я не обратил внимания, что за моими отчаянными попытками искоса наблюдает сидящий за два верстака от меня дядя Миша, с которым я до того вообще не общался — не было повода. Он меня окликнул и предложил принести ему чертежи и только что мною выброшенный бракованный шаблон. Глянул в чертежи, взял штангенциркуль и обмерил мое изделие, потом все так же молча вынул из стола молоток, положил шаблон на рихтовочную плиту и два раза ударил по нему молотком, после чего молча отдал мне чертеж и шаблон. Я вернулся к себе за верстак и сам промерил — упущенный мною размер теперь идеально совпадал с чертежом! Дядя Миша ударами молотка заставил металл раздаться и восстановить тот размер, который я уменьшил из-за еще плохого владения напильником. Поразило, что дядя Миша не делал контрольного промера — он точно знал, от удара какой силы на сколько увеличатся размеры, и бил точно с такой силой, которая требовалась в данном случае! Во ас!
Между прочим, если бы Герман это видел, то он бы это вмешательство дяди Миши в воспитательный процесс не одобрил, поскольку Герман в тот момент добивался, чтобы я научился владеть напильником. Как-то я нарезал метчиком резьбу, где-то M16, в глухих отверстиях матрицы штампа и сломал метчик в отверстии. Отверстий было штук 12, и я должен был болтами, ввернутыми в них, закрепить на матрице две направляющие пластины. Рядом работал Юра Катруц, бывший зэк. И когда он увидел, как я мучаюсь, пытаясь извлечь обломок метчика из отверстия, то посоветовал не мучиться, а укоротить один болт, посадить его на солидоле в отверстие с обломанным метчиком и так сдать в ОТК — не будет же контролер ОТК дергать за головки всех 12 болтов. Этот совет услышал Герман и зло обматерил Юрку.
— Ты…твою мать, научи пацана, как надо работать, а как не надо, он сам научится!
Так что дядя Миша не совсем корректно вмешался в мое обучение, хотя и показал мне прием работы, до которого я сам не додумался, а Герман с воспитательными целями не спешил мне его показывать. Я потом этим приемом часто пользовался в работе. Кстати сказать, теми приемами, которые подсказал мне Герман, я пользовался чаще, так как их было больше, и они в несколько раз увеличивали производительность, особенно на рутинных операциях.
В цехе работал еще один еврей, и о том, что он еврей, я узнал из такого случая. Как-то утром в раздевалке слесари жалели Борю, который попал в вытрезвитель и теперь по общесоюзному положению с него должны были снять премию, тринадцатую зарплату и еще как-то наказать. Борис (фамилию его я тоже не помню, если вообще её знал) работал токарем, и токарем он был очень хорошим, так как точил гидрогайки, хотя они не были инструментом и нам в цех их давали скорее потому, что требовалась очень высокая точность. Но, как я понял из разговора старших, Борис был забулдыгой, и это был уже не первый случай. Работали мы с 7 утра до половины четвертого, обед был полчаса, посему в столовую ходить не было смысла. Все приносили с собой обеды из дому, обычно это были бутерброды, пирожки и бутылки с молоком или компотом. Как только наступало время перерыва, слесари подставляли свои высокие табуреты к большой разметочной плите и начинали кушать, одновременно играя в домино. Ученикам в такой интеллектуальной игре делать было нечего, и мы рядом, сидя верхом на длинной лавочке, ели свои бутерброды и играли в шахматы. И вот в слесарку заходит Боря, подсел к плите, вид у него был паршивенький. Все замолчали, кто-то пододвинул ему стакан и налил компота. Некоторое время слышались только удары костяшек по плите. Наконец кого-то из наших асов прорвало.
— Ты, Боря, какой-то жид неудачный. Мало того, что все жиды на базах и в магазинах работают, а ты на заводе, так ты еще и пьяница!
Тут же заговорили и остальные.
— Ну, на хрена ты с этими пиз…ми пьешь?!
— Ты что, не мог с нами выпить, мы бы тебя до дому довели!.. Было видно, что все сочувствуют Борису, но ничем, кроме ругани, в данном случае помочь не могут.