Три еврея

Итак, где-то со второго или с третьего курса я начал работать в студенческом научном обществе под руководством Е.И.Кадинова. Он был сталеплавильщик, соответственно, те научно-исследовательские и хоздоговорные работы, которые он вел лично, касались производства стали в электропечах. На тот момент, если мне не изменяет память, он занимался производством аустенитной нержавеющей и жаропрочной стали Х18Н10Т. Задача была — максимально снизить в этой стали содержания углерода и удешевить стоимость выплавки. Несколько раз я с инженерами-исследователями, возглавляемыми Кадиновым, ездил на опытные плавки стали в Запорожье, на «Днепроспецсталь», но большей частью моя работа заключалась в обсчете результатов экспериментов. Дело в том, что счетной техники тогда практически не было, а с позиций сегодняшнего дня можно сказать, что ее не было вообще. Высшим достижением была логарифмическая линейка и счеты канцелярские, но счетами я не пользовался, поскольку быстрее считал в уме. Задача, как правило, заключалась в сложении и вычитании, возведении в квадрат, извлечении корня, делении и умножении нескольких сот чисел, причем при умножении и делении логарифмической линейкой не всегда можно было воспользоваться из-за ее погрешности, а суммировать всегда надо было «вручную».

Заставь меня делать эту работу просто так — это было бы крайне унылое занятие. Но Кадинов спокойно и как бы между делом всегда объяснял, что я делаю и зачем и насколько важен результат моей работы. Поэтому у меня появлялся азарт, и я стремился получить результаты быстрее и как можно точнее. Кроме того, достаточно часто я попадал на обсуждения, которые проводил Кадинов со своими исследователями, посвященные поиску решений. В результате я всегда понимал, что мне нужно найти, заложенные в исследованиях идеи были понятны, а посему их проверка тоже возбуждала азарт — а вдруг получится? Конечно, самому тоже хотелось найти решение какой-нибудь задачи, но мне было пока рановато. И Кадинов, и остальные инженеры, выдвигая идеи, использовали понятия термодинамики и кинетики металлургических процессов, а от этого мертвая теория начинала приобретать образные формы — становились понятны и суть химических реакций, и условия их протекания. И вскоре до меня дошло, что хотя я и попал в металлурги по ошибке, но это оказывается очень интересное дело, и интересно оно тем, что в нем уймища нерешенных проблем. И очень интересно решить какую-нибудь из этих проблем, решить самому, да так, как ее еще никто не решал и, главное, решить эффективно!

Короче, хотел этого Евгений Иосифович или нет, но он заразил меня творчеством, — мне уже ничего другого не хотелось, — мне хотелось исследовать проблемы и находить эффективные пути их решения. На кафедре мне показали, как вести исследования с помощью математической статистики, и я изумился простоте, с которой груду каких-то фактов можно представить в виде прямой или кривой линии, а затем проанализировать эту линию и получить вывод, который до тебя никто не получал. Вот это кайф!!! Пусть простят меня все мои подруги за эти три восклицательных знака, но то счастье, что я испытывал с ними, — оно огромно, но все же оно доступно и животному, а кайф от творчества — это чисто человеческое, это лакомство, это редкость.

Я, конечно, ошибался, поскольку на любой работе, даже работе дворника или официанта, человек способен творить, но тогда я думал, что профессионально этим может заниматься только ученый, посему для меня все вопросы моего будущего отпали — я уже твердо знал, что стану ученым и никем другим. Все другие профессии — чепуха, а вот ученый — это да! Пусть простит меня Евгений Иосифович, но я не хотел становиться таким ученым, как он: все-таки он был вдвое старше меня и всего-навсего доцент. Я хотел стать таким ученым, как М.И.Гасик. Михаил Иванович в те годы был очень молод, но уже доктор наук и профессор. Чем больше я работал в СНО с Кадиновым, тем больше меня это увлекало и тем тверже становилось мое решение стать ученым.