Подлетели светильники, выдвинули фонарики на ножках и бросили яркие лучи на колеблющееся нечто. Лучики света выхватили разные участки тела — все дрожащие, как замёрзшие синицы на ветру, и мутно-белые, вязкие. Светильники окружили
— Здоров’, — сказал я колышущейся, полупрозрачной, белёсой массе с длинными отростками. — Как делишки, как детишки?
Улыбка исчезла, и от рожи ничего не осталось. Теперь её попросту не было — только мутно-белая гладь и такого же цвета волны.
— Здравствуй.
Я посмотрел на парней в шляпах. Десятки фигур стояли неподвижно: ни один не шелохнулся, когда прозвучал этот голос. Что с ними такое?
— Ты боишься? — спросило Оно.
— А что, должен?
— И это правильно, потому ч… А?
Видимо, Оно не ожидало такого ответа.
— Что ты сказал?
Я размял руки и молча обошёл комнату. Желе наблюдало за мной. Хотя глаз у него не было, я чувствовал на своей спине его взгляд.
— Отвечай мне!
Здесь не было ничего: ни холодильника, ни столов со стульями, ни плакатов с обнажёнными девицами. В этом доме никто не живёт. Это даже не база — просто место, где можно поговорить со мной. Или?..
Я оглянулся на парней в шляпах.
А может, это своеобразный склад? Только не для овощей или одежды, а для таких вот существ, в шляпах и с маленькими глазками.
— Если ты немед…
— Ладно, — сказал я. Понервировал его, и хватит. Ещё напустит на меня всех этих молодцев. Я, конечно, в неплохой форме, но один против пятидесяти вряд ли выстою. — Мы существа взрослые. Говори, зачем я тебе понадобился, и я пошёл. У меня ещё много дел: жена просила в магазин сходить, ребёнка надо из садика забрать…
На желеобразном лице появились глаза, и их выражение мне не понравилось. Глаза пропали.
— Ты наглый. Это хорошо — значит, мы найдём общий язык. Но если не найдём, тогда… тогда тебе будет плохо. И ты пожалеешь о своей наглости.
Долго Оно ещё будет меня пугать?
— Ты кто? Что тебе нужно от старины Деца?
— От старины Деца? Ничего. — Оно засмеялось. Его смех звучал словно из самых глубоких бездн Тартара. — И от дружищи Деца мне тоже ничего не нужно.
Угу.
— Но Дец должен понимать, что, если с его другом случится беда, в этом будет виноват только сам Дец. Он, и только он. Он это понимает?
Я повернулся и облокотился на стол.
— Дец меня слышит? Ему стоит прислушаться. И вот что я ему скажу: если он не вернёт чужую вещь, то его друг… тоже вряд ли вернётся. Дец меня понимает?
Я вынул из кармана сигары, чиркнул зажигалкой в форме дракончика и закурил. Я пускал дым и молчал.
— Уверен, ты меня понимаешь. У тебя кое-что завалялось. Одна штучка, которая дорога мне…
— Как память, — сказал я.
— Именно. Тебе она ни к чему. И ни к чему тебе заниматься этим делом. Брось его и поезжай с друзьями… — Оно взмахнуло отростком, — куда-нибудь далеко.
— А ты оплатишь билет до Атлантис-сити? Мне всегда хотелось там побывать.
Оно прищурилось.
— Нет. Но я прослежу, чтобы
Я разглядывал стройные и бездвижные ряды парней в шляпах.
— Заманчивое предложение. Но вначале ты хочешь получить «этот, как его…».
У Него опять появился рот, а вместе с ним — омерзительная улыбка.
— Мы всё-таки нашли общий язык. Это раду…
Ага, вот он. Я ткнул пальцем в одну из «статуй».
— А вот этот почему без шляпы? С головки сдуло во время полёта?
Парень оставался неподвижным, а Оно рассердилось.
— Лишние вопросы не в твою пользу.
Я играл перед ним в храброго недотёпу, и надо было довести спектакль до конца.
— Послушай меня… товарищ. Ты можешь угрожать мне сколько угодно…
— Я не угрожаю — я предупреждаю. Чтобы ты по глупости не натворил…
— Но если ты посмеешь тронуть Кашпира…
— Так его зовут Кашпир? Какое чудесное имя.
Я подошёл к «парням в шляпах» и раздавил о них недокуренные сигары. «Парни» даже не шелохнулись.
Первый и Второй были единственными из этого сборища близнецов, кто двигался. И они двинулись на меня.
Оно что-то сделало, и Первый со Вторым замерли, вытянулись в струнку. Их глаза стали пустыми. Ещё два безмолвных истукана.
— На первый раз я тебя прощаю.
— А ты, значит, крутой мафиози?
— Можешь считать, что так.
— Крутые мафиози не разговаривают штампами.
Оно всерьёз разозлилось.
— Самонадеянная шавка! Если ты не принесёшь цветок, Кашпира ты больше не увидишь! Потом очередь дойдёт до Колбинсона. Потом до Вельзевула. А потом настанет и твой черёд… Децербер. И тогда я уже не буду таким… — Оно нависло надо мной, как сало из эктоплазмы, — добрым.
О, да Оно крутое… Чуть не напугало меня. Чтобы польстить Его самолюбия, я сделал вид, что вздрогнул.
— Босс, разрешите, я скажу ему пару слов, — раздался откуда-то новый голос. Он был спокойным, но громким и отдавал металлическим скрежетом.