Об одном я прошу тебя очень, — о моем решении не возвращаться в Москву пока не говори Сереже ни слова. Он придет в ужас, он ждет меня в июне «домой»… и делает сейчас все самое для него в материальном невозможное, чтобы дать мне возможность прожить так, как я живу, эти два месяца, необходимые для моего «здоровья». Если ты найдешь возможным исполнить мою просьбу, я думаю, ты найдешь и объяснение твоих действий, хотя бы даже и ложное. Я ничего не боюсь, и Сережа в свое время узнает обо мне все. Но пока это только повлекло бы ряд бестолковых и мучительных писем, на которые я просто не в силах отвечать до отъезда Нади совсем откровенно. Прошу тебя очень, не говори ему! А мне ответь даже не письмом, а только да или нет — телеграммой. Денег мне больше не присылай никогда и пойми, как и о чем прошу я тебя сейчас.
Говорить о «чувствах», как бывало, я больше не умею и не могу. Ни видеться в жизни, ни даже писать друг другу, ни даже знать что-либо о наших судьбах нам не нужно и мы не должны. Прошлое останется прошлым. Схороним его вместе глубоко и безвозвратно. Я тебя любила… Может быть, только тебя одного в мире… Ты этой любви не принял, не понял, не захотел взять, — и вот она умерла. Прощай! я ухожу от тебя навсегда, я мысленно склоняюсь над тобой, как над мертвым, и целую в лоб последним горьким поцелуем. Валерий! Милый когда-то!., прощай…
19 апреля / 2 мая 1912 г. Нерви.
Милый Валерий,