Три года революции и гражданской войны на Кубани

Мы, другая группа кубанских общественно-политических деятелей, – «линейцы», – мы считали необходимым «объединение всех действующих в одном направлении сил (следовательно и добровольцев) при установлении государственного строя в России». Мы продолжали, следовательно, стоять на почве программы декларации рады декабрьского созыва 1917 года, с ее подчеркнутым стремлением к государственному единству. Во имя этого мы боролись внутри собственной кубанской среды с ее центробежными течениями. Поддержав в Краевой раде при выборе атамана человека, мало симпатичного для нас, но кандидата общероссийской ориентации, А. П. Филимонова, мы способствовали, таким образом, забаллотированию выдвинутого на этот пост черноморцами украинской ориентации Л. Л. Быча.

Важнейшей задачей своей объединительной политики мы считали в первую очередь объединение в прочный государственный союз казачьих земель: Кубани, Дона и Терека. В своей декларации 20 января 1919 года мы объявляли, что этот «Союз», «как реальная и прочная сила, может и должен стать центром объединения других государственных образований и областей юга России»[87]. Последнее обстоятельство мы подчеркивали в противоположность, с одной стороны, – совершенно не соответствующей реальным силам и возможностям – добровольческой навязчивой идее о немедленной планировке единой России по методу «покорения под нози всякого врага и супостата». С другой стороны, для нас сплошной утопией или скрытой фальшью отдавало от бычовского «Свободного Союза Кубани, Украины, Грузии и прочих народов Кавказа и юга России».

Наших скромных сил оказалось недостаточно для полного преодоления – на Дону – красновских тенденций романтического монархизма и донской всевеликости, на Тереке – робости и связанности страхом перед инородческим элементом нашего младшего брата, а главное, – для преодоления излюбленного метода автократизма всех времен и народов, в нашем случае, – автократизма добровольчества: divide et impera.

В Кубанской Законодательной раде, куда был перенесен, – после избрания войсковым атаманом А. П. Филимонова, – центр внутренней кубанской борьбы, мы, линейны, большинства не получили.

Образовавшееся же в раде большинство, – из черноморцев, части горцев и дикого, в большинстве, беспринципного элемента, – не стало разбираться в средствах для достижения своего господства в краевой политике.

К началу осени Краевое правительство превратилось в послушное орудие в руках вожаков указанного большинства Законодательной рады.

Во второй половине сентября – начале октября в официальных сводках Добровольческой армии стал фигурировать особый Петлюровский фронт, с интенсивно развивающимися боями на нем: под Ганском, Одессой, Казатиным и пр. Вместе с тем сообщалось о разгроме повстанцев у Дербента, Петровска и пр. И в том и в другом направлении действовали кубанские воинские части. Другими словами, для кубанского правящего большинства создавалось неестественное положение: душить собственными руками дело, которому оно не могло не сочувствовать и которому оно готово было даже помогать. База вражды и недоброжелательства в отношении добровольчества расширялась, таким образом, далеко несоразмерно с его скромными силами и очень ограниченным кругом друзей.

В смысле накапливания горючего материала на Кубани уже к концу сентября 1919 года создалось угрожающее состояние.

Стали говорить о близком созыве Краевой рады.

Но плохо было то, что по весьма распространенному убеждению настроение большинства в раде далеко не соответствовало настроению большинства в Крае.

Краевая рада, выделившая затем из своей среды Законодательную, с вышеуказанным большинством, избиралась в свое время наспех, когда еще не вся Краевая территория была очищена от большевиков. Население, захваченное борьбой, не могло быть особенно осмотрительным при выборах; в раду попали люди, не всегда отвечающие предъявляемым к депутатам населения требованиям. Необходим был бы роспуск рады и назначение новых выборов. Со стороны населения они были бы гораздо более сознательными.

Но большинство рады совсем не было расположено рисковать своим положением, и Краевая рада данного состава обнаруживала тенденцию обратиться в особого рода «долгий парламент», хотя по смыслу закона (ст. 12 Кубанской конституции) Краевая рада не постоянно действующее учреждение, а Законодательное собрание, созываемое в экстренных случаях.

С точки зрения юридической акт атамана о роспуске Краевой рады без ее о том постановления, в силу особенностей закона, мог бы подвергнуться серьезному оспариванию. В отзывах запрошенных по этому поводу кубанских юристов дополнительно к этому указывалось, впрочем, что Краевая рада 1918 года не была преемственно связана с Краевой радой 1917 года и вышла из государственного переворота.

В среде самой Краевой рады немало было сомнений относительно правильности избрания многих ее членов.