Три года революции и гражданской войны на Кубани

Тут на сцену выступили новые лица, до того державшиеся в тени за спиной Макаренко. Своим они его никогда не считали, его ура-казачьих убеждений не разделяли, но не мешали развертываться и блистать.

Эти лица: Бескровный, Иванне, Левицкий, – кубанско-украинская «спилка» социал-демократического направления, близкие знакомые (а некоторые и друзья) Петлюры.

Как раз к этому времени, началу июля 1917 года, на Украине был выпущен Центральной радой II Универсал, которым оповещалось об установлении на Украине ее управляющего органа (на основах автономии) – Генерального секретариата с В. Винниченко во главе. «Спилка» на Кубани в земстве по российскому замыслу не нуждалась. Боевой командир этой группы, Н. С. Рябоват в совете занимал председательское место; при нем находился его свояк и человек, всегда готовый на всякие вторые роли, – С. Ф. Манжула.

Было устроено отдельное заседание казачьей части совета и тут появилось предложение о снятии совсем с повестки дня совета вопроса о земском самоуправлении на Кубани. Такой оборот дела означал разрыв с иногородней частью совета, тем более что при общих прениях в совете демагоги из того лагеря уже бросали казакам упрек в сознательном саботаже вопроса. Наша группа приняла все усилия, чтобы казаки такого предложения о земстве не делали. Прения закончились неопределенно, резолюция, угодная группе Бескровного, не была принята, но настроение, близкое к тому, у очень многих членов совещания определилось.

После полудня началось общее заседание совета. Ораторы с иногородней стороны с того и начали: стали развивать мысль о саботаже земства казаками. При таком обороте дела казакам из группы «спилки» и «ура-казакам» было неудобно проводить наметившееся свое решение.

А. П. Филимонов, председатель правительства, взял слово для опровержения «недостойных наветов» на Войсковое правительство. «Оно де (правительство) ночей не спало, но трудилось на общую пользу и, в частности, прилежно занималось вопросом о введении земства на Кубани. В подтверждение своих слов, для вящего обличения противника, Филимонов извлек из-за верхнего отворота черкески небольшую бумажку и прочел написанное на ней. Это были кратко сформулированные тезисы проекта положения о «земском управлении в казачьих областях» на широко демократических началах.

Эффект получился исключительный.

Скидан, старый сторонник земства на Кубани и в то же время отлично осведомленный об истории появления за пазухой у Филимонова прочитанных им тезисов, с поспешностью попросил себе слова, в краткой речи приветствовал жест Филимонова, в результате коего преданы гласности тезисы, и выразил надежду, что после этого А. П. Филимонов вместе с другими членами правительства приложат старание и поставят на практическую ногу дело введения земства на Кубани.

Обе стороны совета были смущены: иногородние от общей неожиданности и явно клеветнической собственной роли, выпавшей на их долю, а казаки группы Бескровного и Макаренко от того, что так же неожиданно они в лице своего председателя правительства оказались ангажированы на то, чего у них и в мыслях не было.

Разряд сгустившейся атмосферы пришел оттуда, откуда никто его не ожидал.

Позади председательского кресла, в дверях, ведущих из соседней комнаты в зал заседания, где столпилась группа членов Войскового правительства, произошло бурное движение. Третий старик из Войскового правительства, Д. С. Иваненко, рвался к председательскому столу, а Манжула, схватив его за фалды черкески, всячески старался оттеснить назад.

– Я прошу слова, – в отчаянии воскликнул Иваненко и, вырвавшись из рук Манжулы, выскочил на средину.

Заявление его было кратким. (Он, оказывается, не мог стерпеть, чтобы его собственные лавры кто-то другой возлагал на свою голову.) Он выпалил:

– Тезисы, прочитанные А. П. Филимоновым, я лишь на днях привез из Петрограда, и они еще не были рассмотрены правительством!

– Ага! Попались! – возопил во весь голос известный демагог из группы иногородних – господин Б., выскочил вслед за Иваненко на середину и произнес еще несколько недопустимых выражений в адрес Войскового правительства.

С. Ф. Манжула, поняв, что настал момент ему выступить на сцену, прокричал:

– Браты казаки! Здесь оскорбляют нашего председателя. Нам нечего тут делать…

Он сам ринулся из зала, за ним другие члены их группы, а затем и другие казаки. Заседание закрылось.

На следующий день казаки собрались в другом помещении. Идея разрыва принимала реальные формы. Но эта реальность пугала. Рядовые члены совета – казаки – после сессии его должны были явиться домой в станицу и дать отчет о своих занятиях. Там они должны были встретиться и с казаками, и со своими иногородними, взаимоотношения тех и других в станице сплелись в сложный узел; не всякий был способен рубить его сплеча.

Траненко, я и другие члены нашей группы, к этому времени достаточно сплотившейся, еще и еще выступали с призывом не рвать, не нарушать единства представительного органа областного населения. Моментами наш призыв как будто бы доходил до сознания большинства членов совета