Три года ты мне снилась

— Обеспечил! Парню-то отец нужен. Вон времена какие, глаз да глаз до армии, а не то свяжется с бандюгами. Мало у нас наркоманов? Мало беспризорников? А почему? Потому что такие вот папаши...

— Люся! — придержал ее муж.

Она затихла, но ненадолго.

— То же и за дочерью надо. — Она обняла девочку и поцеловала в макушку.

Клим молчал. Разве не говорил он себе того же? Разве не жалел их всех, осиротевших без него? Но надо идти вперед и пройти до конца.

За окном мелькали холмистые равнины, поля, дачные участки. Скоро Москва...

Соседка, несмотря на толчки мужа, вновь ринулась в атаку, не в силах подавить распирающее ее желание вернуть на праведный путь заблудшую душу.

— Чудно! — уже не скрывая неприязни, сказала она, скрестив руки на животе. — Жена-то ваша, поди, весь век только и ждала мужа с моря, только и ждала, смотрела вдаль. «Где-то мой миленький плавает, не голодно ли ему, не холодно?» Так, небось?

— Как водится.

Клим посмотрел на нее отстраненно, словно прислушиваясь к чему-то внутри себя.

— И дождалась награды. Бедная женщина! Ух, моя бы воля...

— Люся! — прикрикнул муж.

Та замолчала, всем своим видом выражая протест.

Клим спокойно опустил руку ребром ладони на стол.

— Все верно, но тут иной случай. И достаточно. Всем ясно?

Не найдя, что возразить, сраженная его тоном, Смирнова с дочерью демонстративно вышли в коридор.

Клим сосредоточился. Что-то тревожило его... Но тут в разговор вступил сам хозяин, скромный, с пролысиной человек, по виду бухгалтер, осторожный и хитроватый.

— А вообще-то, как говорится, не боязно тебе? — принялся он со своей стороны вразумлять непутевого соседа. — Одному-то жить не боязно, не страшно? Ведь один, один!

Клим досадливо отмахнулся.

— Не знаю. Посмотрю.

Но сосед не отступал.

— Под этим делом не начудишь чего? — он щелкнул себя по горлу.

— Не волнуйся.

Клим кивком дал понять, что понял его, но сейчас не до этого.

Нечто уже привлекло его внимание. Сигнал, сигнал. Предчувствие стало обретать силу уверенности.

Сосед между тем разговорился:

— Я тебе честно скажу, когда супруги нет дома, я, как говорится, сам не свой. Однажды сбежал от нее в дом отдыха, давно еще, по молодости. Не умею себя занять, мотаюсь из угла в угол, а то к друзьям пойду, лишь бы одному не быть. Боюсь одиночества, не ручаюсь за себя. Недавно остался один на даче, красота вроде, работы много...

Но Клим уже не слушал его. Знакомый шорох стальных опилок в ушах заставил подобраться, как перед прыжком, он привстал, осматриваясь по сторонам.

— Что происходит?

— Где? — Сосед тоже начал озираться.

— Здесь, сейчас... что-то случится. Что? С кем? Надо успеть! — Поезд грохотал по мосту, внизу голубела вода, вдали показалась старая колокольня. Клим заметался. — Поезд! Остановите поезд! Где стоп-кран? Где связь с машинистом?

Распахнув дверь купе, он рванулся по коридору. Люди в растерянности расступались перед ним.

— Остановите поезд! Срочно! Остановите поезд! — И бросился в конец коридора к стоп-крану.

Но тут соседка с истошным криком намертво вцепилась в него.

— Держите его! Он сумасшедший! Люди! Я его знаю! Сюда! Спасите!

Ей удалось своей массой замедлить его бег. На крик сбежались со всех купе, навалились, подмяли и чуть не раздавили упавшего Клима. Держали и впрямь как сумасшедшего, изо всех сил, напуганные его яростным порывом.

А колеса уже грохотали по мосту, мелькали арочные опоры, парень-кавказец в общей суматохе вскочил поверх груды тел, и только босс невозмутимо смотрел от своей двери, скрестив на груди мощные руки.

— Помогите, — хрипел Клим, — помогите же!

Этот зов ушел в пространство, в высокое чистое небо. Там возникли два узких луча света и быстро заскользили вниз, туда, где сидела, не помня себя, Ирина. Ветерок по-прежнему трепал подол ее платья, волосы, разносил по округе аромат ананаса из сумки.

«...Хочешь уйти? — спросил один, и вся ее боль стихла, стало легко и бесчувственно. — Хочешь? Без сожалений, мгновенно, взлететь и исчезнуть в пространстве, свободно, легко... — Голос звучал внутри нее, и мягкая прохлада уже овевала щеки.

Она слушала этот голос, освобождаясь от тяжких мук, и уже готова была согласиться с ним, когда послышался иной призыв, шедший как бы из глубины ее существа:

— Жить, жить, жить...

А поезд уже катил с моста, и машинист сотрясал гудками окрестность. Эта женщина на рельсах, казалось, ничего не слышит!

«Жить, жить, жить», — билось в ушах Ирины, и вдруг она увидела свою дочь, свою Киску, повзрослевшую, с ребенком на руках, на фоне незнакомой стены с двумя яркими тарелочками.

— Жить! — вскрикнула Ирина.

Сознание вспыхнуло мгновенно.

Под налетающим со свистом и воем, отчаявшимся разбудить ее локомотивом, она, вскинув руки, покатилась вниз по насыпи в бурьян, вместе с сумкой, яблоками и ананасом.

Машинист, высунув голову, свирепо кричал ей что-то, с удовлетворением наблюдая нелепые кувыркания сумасшедшей тетки вниз в кювет.

Поезд понесся дальше.