Три года ты мне снилась

Фестиваль российских фильмов начался с картины «Школьные лестницы», той самой, где играла Ирина. Премьерный показ проходил в большом киноконцертном зале. Уже прошла церемония открытия, фильм собрал полный зал. Все шло как надо: раздавались то аплодисменты, то хохот, то наступала тишина, как раз там, где была необходима.

Перед показом запустили по телевидению рекламу: «Всем, всем, всем! Ты поддержал российское кино? Ты взял билеты на первую демонстрацию? Сердечное, умное, веселое зрелище ждет каждого, кто не пожалеет скромных средств. После показа фильма ожидается встреча с артистами и общая пресс-конференция. Все в кинозал!»

И народ повалил. О, реклама! Желание сказки! Стремление к умному занимательному зрелищу!

Сами артисты и режиссер собрались в широкой боковой зале, с окнами, сверху донизу закрытыми сборчатыми шелковыми занавесями, отогнув которые можно было увидеть мокрый асфальт, легкий снежок в воздухе и летящие последние листья.

Никто бы не узнал в Ирине, элегантной блондинке в синем бархатном платье, браслетах и узорных туфельках на изогнутых каблучках, ту строгую и суховатую учительницу химии с мышиным хвостиком на затылке. Учительница получилась на славу, с нее не сводили глаз, так искрометно и неожиданно вдруг сверкали ее глаза из-под седоватой челки, так явственно угадывалось богатое женское прошлое и далеко не остывший темперамент. Сценаристу даже пришлось дописать и поправить несколько диалогов для такой химички. Вот тебе и мышиный хвостик!

С лукавой улыбкой, держа в руке бокал шампанского и прислушиваясь к звукам фильма из зала, она пробиралась сквозь толпу своих нарядных взволнованных коллег к Анастасии. Они давно не встречались, с тех самых пор, как фильм был отснят и шел его монтаж и озвучивание.

Вдруг, словно из-под земли, перед ней вырос Виталий.

— Привет! — произнес он беззаботно и впился в нее острым взглядом. Как она? Готова ли служить ему? Он не вспомнил о ней с тех пор ни разу, но, прочитав на афише ее имя, зачем-то пришел сейчас, проник в артистическую.

Удивленный взмах умело подкрашенных ресниц и учтивый наклон прически был ему ответом.

— Здравствуй, — мягко сказала она.

— Как жизнь? — бойко продолжал Вит, оглядываясь, то ли красуясь, то ли кого-то опасаясь. — Как жизнь-то, я спрашиваю?

— Жизнь... — протянула она со значением. — Это философский вопрос, — и подняла указательный палец.

В ее голосе звучала та же мягкость, лишь приправленная толикой усмешки, но этого оказалось достаточно.

Виталий сломался. Лицо исказила страдальческая гримаса.

— Что с вами, Виталий? — удивилась она.

— А-а, — вяло махнул он рукой.

И она услышала жалобный стон о том, как ему плохо, ничего не получается, как его унижают, преследуют и даже смеются над ним. Как он искал ее, как любит, потому что только она одна в целом свете понимает его.

А ей вдруг подумалось, что этот человек едва не лишил ее жизни, как надо быть осторожной в своих отчаяниях, навеянных неудачами, которые, может быть, только кажутся таковыми, а на самом деле возносят тебя на ступеньку выше той, где до этого стояла. Подумалось мельком, но с глубоким личным пониманием.

— Вы так ослепительны. Вы для меня самая необыкновенная, лучшая, — распинался Виталий.

Она не могла не улыбнуться. Он расценил ее улыбку как ободрение.

— Возьми меня к себе, — вдруг зашептал он. — Я так устал. Я больше не могу. А тебе ведь нужен молодой мужчина.

У нее перехватило дыхание. Нелегко было слушать это.

— Je regrete, — тихо ответила она по-французски. — Я очень сожалею.

И тихо ушла прочь, постукивая изогнутыми каблучками.

Виталий постоял и с кислой улыбкой поплелся к двери.

Только двое во всем зале увидели и поняли все значение происшедшего.

Первой оказалась, конечно же, Анастасия.

О-о, она увидела несравненно больше. Мало того, что ее подруга с честью вышла из, показалось ей, смертельного поединка и утвердилась в своей душе. Костя Земсков, тот самый, что не замечал, в упор не видел в Ирине свою актрису, вдруг, окруженный поклонницами, застыл с бокалом в руке, поставил, не глядя, шампанское на столик и заходил, забегал, как гончий пес, кругами по залу, порывистым движением откидывая назад длинные светлые волосы. И кругами-то вокруг Ирины.

Ближе, ближе, разглядывая ее лицо, прическу, ее походку, каждую складочку на бархатном платье.

«Ага, — возликовала Анастасия. — Победа. По всему видать, наша взяла!»

Она видела, как Костя, уже модный и знаменитый режиссер, взял под локоток Ирину и отвел в дальний угол к самому крайнему окну. О чем они говорили? Склонив головку, Ирина слушала с улыбкой его страстную речь, недоуменно подымала брови, как бы удивляясь повороту беседы.

«Да, — очевидно согласилась она в конце его страстного монолога. — Да, я согласна».

И поклонившись, даже слегка приподняв край длинного василькового бархата, удалилась от него.

— Что? Получилось? Ага! — подкатилась к ней лучшая подруга. — Ура!

— Тихо, тихо, Настенька, тьфу-тьфу-тьфу, не сглазить. На главную роль позвал. Рассказывал, рассказывал, а вот концовку никак не придумает, даже помощи попросил, как у «зрелой женщины»...