Читаем Три года в аду. Как Светлана Богачева украла мою жизнь полностью

Мы сняли уже три сцены для Светланы Богачёвой и ее медицинского видео. Анечка занималась поиском студий, арендой оборудования и помогала мне сниматься. Все съемки проходили с личным присутствием Светы. На одной из съемок я заметила, что она еле сдерживает слезы. Я не выдержала и спросила, что случилось. Света долго улыбалась и убеждала меня, что все хорошо, но вскоре расплакалась и сказала, что сегодня годовщина Юли.

– Кто такая Юля? – спросила Анечка, но я взмахом руки остановила ее вопрос. Я моргнула ей и мотнула головой, что означало: «Я позже тебе все расскажу».

Мы приняли решение прервать съемки. Дело шло уже к вечеру, я отпустила Аню, сказав, что прослежу, чтобы Света спокойно села на такси. Аня уехала, а мы со Светой остались ждать ее машину. На Свете не было лица, и она была белая как смерть.

– Ты нормально доедешь? – спросила я, увидев, как желтая машина тормозит напротив нас.

– Конечно, – Света многозначительно посмотрела на меня мертвыми глазами.

– Так, давай-ка я с тобой до дома доеду, чтоб ты ничего не учудила. А то кинешься в Неву, а я просила не засорять реки.

Света улыбнулась. Хороший знак. Значит, она еще может улыбаться.

В машине Света значительно расслабилась и уже не сдерживала слезы, а также не притворялась, что ей легко передвигаться.

Когда мы приехали, я проводила Свету до дома. Не так давно она сняла себе новую квартиру, больше предыдущей, с двумя комнатами – мол, ей морально очень тяжело долго оставаться на одном месте. Квартира находилась в новом красивом ЖК, в самом центре Петербурга, в десяти минутах ходьбы от небольшого парка, в котором располагался ТЮЗ – Театр юного зрителя.

Мы зашли в гостиную с большим телевизором и диваном. Здесь же были кухня и обеденный стол. В стене были две двери, ведущие в разные комнаты. Пахло в этой квартире так же, как в предыдущей: медицинским спиртом, хлоркой и каким-то омерзительным цветочным бальзамом для белья. Этот запах впоследствии будет твердо ассоциироваться у меня со Светланой Богачёвой. И, учуяв его случайно на улице, я буду покрываться холодным потом.

– Танюш, умоляю, останься со мной, я сегодня одна не выдержу, – попросила Света. – Мне нужно с кем-то поговорить.

– Конечно, без проблем.

Мне было некомфортно, но я не могла бросить Свету. Я даже не представляла, что это такое – пережить смерть ребенка и любимого мужа. Тем более из-за поврежденного пальца Света не могла толком работать реаниматологом, что ее вдобавок сильно расстраивало. Ведь работа была единственным ее утешением. Было бы крайне мерзко с моей стороны бросить человека одного в такой ситуации.

Мы попили чаю, поболтали, и Света снова рассказывала мне свои истории о Юле, когда та была еще жива. Я делала вид, что слышу их впервые, и умилялась. Когда на часах был уже почти час ночи, я сказала Свете, что ей надо поспать. Чем скорее закончится день, ассоциирующийся со смертью Юли, тем лучше, считала я.

Света поднялась и пошла спать. Перед сном она сказала, что я могу брать все что захочу, и очень попросила остаться до утра, чтобы она с собой ничего не сделала. Я согласилась.

Когда Света улеглась, я села на диван в гостиной, включила телевизор и быстро долистала до канала «Культура». Показывали моноспектакль с Алисой Фрейндлих «Оскар и Розовая дама». «Замечательно, – подумала я, – пусть драма будет по ту сторону экрана, а не по эту». Я тихо открыла холодильник и плеснула в чистую чашку, стоящую на столе, немного лимонада, который нашла на нижней полке.

Спектакль был великолепен, как и сама Алиса Фрейндлих. Действо было в самом разгаре, когда я услышала тихий стон, плач и бормотание. Сначала я даже не поняла, доносятся ли звуки из телевизора или же исходят откуда-то в квартире. Я выключила звук и услышала, что этот плач доносится из комнаты Светы.

Я аккуратно открыла дверь в комнату Светы и смогла разобрать слова, которые Света со стоном произносила во сне.

– Доченька, девочка, прости меня, не уходи, пожалуйста, доченька, прости меня! – стонала она.

Я разбудила Свету. Она открыла глаза, вглядываясь в пустоту, не понимая, что с ней и где она находится.

– Света! – тихо сказала я. – Тебе кошмары снятся. Проснись.

Света посмотрела на меня в изумлении и страдальческим голосом произнесла:

– Это ты? Ты настоящая? Таня? Ты правда настоящая?

Мне стало дико жутко и некомфортно, и одновременно мое сердце сжалось от жалости к ней.

– Света, это я. Все хорошо.

Света схватила меня за руку, и я дернулась от омерзения. Я на самом деле не люблю прикосновения, даже от близких людей. А тут меня хватала влажная полная рука все еще, как я считала, не сильно близкой мне взрослой женщины.

Я порывалась отшатнуться, но сдержалась: Свете и так было плохо.

– Все хорошо. Все хорошо. Что тебе снилось? – продолжила я.

– Мне снилось, что Юля тонет в болоте, а я не могу ее вытащить. Даже руки к ней не могу протянуть. А ее засасывает, и она кричит: «Мамочка, помоги мне, почему ты мне не помогаешь?»

– Тут не надо быть психологом, чтобы понимать, что это чувство вины. Это потому что сегодня годовщина? – участливо спросила я.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное