Три года в аду. Как Светлана Богачева украла мою жизнь

Со Светой мы за лето подружились еще сильнее. Мы частенько выбирались пообщаться. Я жаловалась ей на бабушку, у которой гостила летом на даче, – она выгнала меня с криками, когда увидела у меня татуировку на теле. Первое, что я сделала, вернувшись с этой дачи, – набила еще одну. Бабушка все детство стригла меня под горшок и заставляла носить длинные платьица с воротничками, от которых меня тошнило. Так что моя татуировка, которую я набила в двадцать один год, стала для нее большим ударом, а я оказалась неблагодарной сволочью.

Жаловалась я и на маму, которой тоже, казалось, было на меня совершенно все равно. Еще жаловалась на мужчину по имени Михаил, в которого была очень влюблена уже полгода и который относился ко мне грубо и холодно. Света всегда выслушивала меня и поддерживала. Хотя, честно говоря, я никогда не была инициатором наших с ней встреч.

Так, приятным июльским вечером мы пили кофе, и Света вдруг сказала:

– Я нашла себе психотерапевта. Он будет лечить мое посттравматическое расстройство.

Я была вне себя от радости. Все лето по моему совету Света искала психотерапевта, и они все ей не нравились. Света их обманывала. Заполняла тесты так, будто у нее нет психотравм, буквально глумилась над непрофессионализмом некоторых. Я понимала, что это ее естественная психзащита и ей просто нужно найти действительно сильного врача.

– Света, я так рада, что ты наконец-то нашла себе врача! Это же целое приключение, чтобы тебе хоть кто-то понравился. Расскажешь?

– Да, это невероятно умный еврейский мужик. Ему за шестьдесят, работает с самыми тяжелыми случаями. Его зовут Глеб Коганович. Только он выдвинул одно условие, – понизив голос и внимательно посмотрев мне в глаза, сказала Света.

– Какое?

– Чтобы во время того, как мы будем прорабатывать смерти Юли и Жени, со мной кто-то жил. Это его обязательное условие, чтобы я с собой ничего не сделала. Таня, прости меня, я и так по гроб жизни тебе обязана, но я очень прошу тебя пожить со мной немного. Чтобы у меня получилось. Живи у меня бесплатно, я буду тебя кормить, – заискивала Света.

Она заметно волновалась и теребила сумку в руках, не решаясь опустить ее с колен на скамейку.

– А ты знаешь, чем зацепить бедного стендап-комика. Я не… – попыталась возразить я.

– Это буквально на пару месяцев. Не дольше. Пожалуйста, я очень сильно тебя прошу, – умоляла Света, округлив глаза.

– А Лена с тобой не может жить?

Лена, которую Света спасла из тюрьмы во Владивостоке, по рассказам Светы, продолжала слезать с героина при помощи метадона. Света оплачивала ей отдельную квартиру, лекарства и учебу на онлайн-курсах.

– Я тебя умоляю. Лене самой нужен психотерапевт, – отрезала Света.

– Как твердо ты уверена в моей психической стабильности.

– Не уверена, но я верю, что ты справишься. Пожалуйста, буквально два месяца. Не больше.

– Ладно, – сдалась я.

Вечером я сказала соседке Соне, что съезжаю. На удивление, она тоже собиралась уезжать к маме, потому что не тянула оплату квартиры. Я подумала: раз все так совпало – это знак.

Света снова сняла новую большую квартиру. В этот раз в Апраксином переулке – в самом центре Петербурга. Я была рада, что Света всегда живет в центре, потому что знала каждый двор и каждую улицу наизусть. Парадный фасад дома выходил на гранитные набережные Фонтанки. Левее возвышался Аничков мост, по углам которого на каменных возвышениях стояли огромные бронзовые скульптуры – кони Клодта. В детстве, проходя мимо них с бабушкой, я любила слушать ее рассказы о том, что каждая из скульптур показывает стадию укрощения человеком коня. Но мне всегда было смешно думать, что на самом деле это четыре разных мужика пытаются укротить своих коней на мосту и третий явно не справляется.

Я собрала вещи, и мы въехали. Я выбрала себе дальнюю комнату с телевизором, подключила приставку и закинула свой небогатый гардероб в шкаф. При разборе вещей я с иронией заметила, что блокнотов и ручек у меня раз в десять больше, чем одежды. «Это многое обо мне говорит, – ухмыльнулась я. – Такова жизнь гения». Со мной мои блокноты и моя игровая приставка. А большего мне и не надо.

Я окинула взглядом голые стены чужого для меня дома. Несмотря на то что новый дом располагался в одном из самых любимых мест города, я скучала по той квартире, из которой меня выгнала мама. Я любила ту кухню, те комнаты. А этот дом казался мне пустым и холодным. Мне стало обидно, что мама выставила меня на улицу, когда мой заработок почти был на нуле, и за все лето даже не поинтересовалась, как я себя чувствую и как живу. Одновременно с этим я жалела себя – что в двадцать один год я так сокрушаюсь о маминой холодности в мою сторону. Но я быстро откинула мрачные мысли. Не время раскисать: мне предстоит два месяца прожить с женщиной, чья жизнь – сущий ад, и я добровольно подписалась на то, чтобы этот ад с ней разделить.

Мой блуждающий взгляд остановился на зеркале большого шкафа. Я увидела красивую и очень одинокую рыжую девочку в большой желтой толстовке. Я улыбнулась и сказала ей: «Ты все делаешь правильно. Все пройдет».

Два месяца