Три города на севере Африки

Главная улица Батны — улица Бискры. На ней находятся магазины, недорогие ресторанчики, кофейни. Здесь особенно много народа, покупающего, продающего или просто слоняющегося без дела. Сутолока объяснима и простительна в большом столичном городе, например Каире, но здесь, в провинциальном городке, отстоящем на тысячу километров от Алжира, она удивляет: куда торопиться?

Ветерок пропал и унес с собой аромат деревьев. Пройдет еще три часа, жара прогонит с улицы прохожих, и хозяйки закроют ставни, чтобы сохранить в домах остатки прохлады. Кондиционеры в Батне большая редкость, а вентиляторы от жары и духоты не спасают.

К 11–12 часам город замирает. На улицах пусто, как ночью. Редкие автомобили лениво ползут по раскаленной Бискринской улице.

Впрочем, люди продолжают работать. Государственные учреждения в дневное время не закрываются.

К полудню тени исчезают. У рынка стоят брошенные хозяевами ослики. Они лениво шевелят хвостами. Вокруг закрытых глаз большие черные мухи. Время остановилось.

«Мертвый час» продолжается до пяти. Без четверти пять Батна пробуждается. Но это второе пробуждение не походит на утреннее. Заспанные батнинцы бредут по тротуарам, по мостовой, равнодушно оборачиваясь на гудки водителей. «Второе утро» города длится больше часа. Постепенно движение оживляется. Мужчины устремляются в кофейни, где проводят остаток вечера, беседуя о футболе, политике и еще бог весть о чем.

К семи часам вечера кофейни переполнены. Часть стульев перекочевывает на улицу. В кофейне подают кофе (черный кофе с сахаром зовется мадбут), мятный чай, приторный, сильно разбавленный горячим молоком кофе — хлиб, прекрасно утоляющий не только жажду, но и голод.

Батнинские кофейни носят странные, никак не вяжущиеся с их внешним обликом названия — Ас-Сабах (Утро), Аш-Шамс (Солнце), Аз-Зухра (Венера)…

Батнинская кофейня — это просторное помещение, сплошь уставленное столами и стульями. На стенах фотографии, картинки, надписи на арабском языке. Чаще всего встречалось «бисмилла…» («во имя Аллаха») — с этих слов начинаются суры Корана. В «Аз-Зухре» и «Ас-Сабахе» на колоннах, поддерживающих потолок, висят зеркала. Благодаря им количество посетителей кофейни удваивается. Бывают рекламы двадцатилетней давности, К ним привыкли и потому не снимают. Иногда официанты прикалывают на стену фотографии городов — преимущественно французских, но иногда вешают открытки с видами Москвы, Ленинграда, Одессы. Воздух, несмотря на то что в летнее время окна кофейни открыты настежь, а двери вообще не закрываются, прокурен, а по углам скапливаются клубы табачного дыма. Колченогие с трещинами стулья — некогда венские ажурные — скрипят при малейшем движении. Кресла глубоко промяты, на некоторых лопнула кожа. Пепельницы всегда переполнены, пепел рассыпается по столу. Кофе, чай и хлиб подавались в маленьких стеклянных стаканчиках или в зеленых (почти во всех кофейнях) чашечках.

Гарсонов своих кофеен Батна знает по именам. С ними здороваются на улице. Да и сам гарсон знает добрую половину мужского населения Батны. Вечером в кофейне он выполняет роль распорядителя. То и дело слышатся его возгласы:

— Асма’, йа Ахмед, дир аль-хлиб! Зид зуз гахва! (Слушай, Ахмед, сделай хлиб. Еще два кофе!)

— Хадыр, йа Слими (Есть, Слими), — по-военному отвечает стоящий у «экспресса» Ахмед и с силой подает вперед ручку.

С этой ручкой он не расстается весь вечер, как пилот со штурвалом самолета. Слими скользит между столиками с одной, двумя, пятью чашками, ставит их на стол и мгновенно исчезает. Он спешит, но угодить сразу всем невозможно. Временами Слими останавливается и устало поглядывает вокруг. Он не мальчик: ему за тридцать. Доволен ли он своей судьбой? Вон он улыбнулся, поздоровался с только что вошедшим посетителем:

— Гахва вахид, йа Ахмед (Один кофе, Ахмед). Тот, кто торопится, выпивает свою чашечку прямо у стойки. Очереди никакой нет. Чей поднятый палец видит гарсон раньше или чей голос раньше услышит, тому первому и приносит зеленую чашечку. Редкое исключение делается лишь близким приятелям.

Арабская кофейня! В ней возникает странный непостижимый уют, насквозь прокуренный, заполненный чашечками с кофейной гущей. Здесь гомон, в котором не различить отдельные слова. Здесь спорят, обсуждают. Здесь все равны. Чашечка кофе стоит всего один динар.

— Салям алейкум, йа шейх (Привет, уважаемый). — Слими ставит кофе перед стариком в белой каша-бийе. — Что-то давно тебя у нас не видно.

— Дела, Слими, дела.

— Ну какие там дела в твоей деревне?

— Разные. На той неделе получили новый трактор…

— Уж не стал ли на старости лет трактористом?

Старик замолкает, глотнув из чашки кофе. Но, видно, ему очень хочется поговорить.

— Я не стал. Сын стал.

— Твой сын тракторист?

— Да, Слими. Раньше я сюда в баню приезжал, а теперь у меня в доме свой душ есть. В город за хлебом ездили, а сейчас такую пекарню построили… Там мой старший заправляет. Я теперь почетный человек. Каких детей вырастил! Внуки в школу пошли.

— А, у вас теперь школа…

— Слими, — раздается голос из угла, — будет сегодня чай?