Агата била. И била. И била. Била упакованными в перчатки кулаками: перчатки натянули и зашнуровали телохранители. Спорить с ними оказалось бесполезно, пришлось смириться, хотя разбитые в кровь руки – как ей казалось – могли бы помочь собраться. Она хотела собраться, должна была собраться… и не могла.
Она била локтями. Подъемом стопы и коленями тоже била. Била до тех пор, пока не пресеклось дыхание, пока перед глазами не поплыли расцвеченные искрами мутные круги, пока не отказала накачанная обезболивающим раненая нога. И тогда она рухнула на застилавшие пол маты и зарыдала в первый раз за этот безумный день.
Сколько прошло времени, она не знала. Просто в какой-то момент слезы закончились, и тотчас же руки не произнесшего ни слова Анатоля подхватили её с пола. Двое охранников пошли впереди, двое сзади, и таким вот королевским кортежем они добрались до заботливо приготовленных комнат.
Агата смутно чувствовала, как Анатоль раздевает ее, словно куклу, как ставит под душ, как вытирает… как донёс до постели, уже не отсекла. Сон, тяжёлый, недобрый, поглотил ее. И в этом сне раз за разом гремели выстрелы и падал командир. Командир падал, а она не успевала, не успевала, не успевала…
Анатоль заботливо подоткнул одеяло. Прислушался, покачал головой и тихонько вышел в смежную комнату, намереваясь отдать охране снятые с Агаты перчатки. Прямо на полу, привалившись спиной к стене, сидел обхватив колени руками, Барт, и Трейси это не удивило.
– Погоди минутку, я сейчас, – почти шепнул он пилоту и выглянул за дверь.
Одна из шести расположившихся в коридоре статуй шевельнулась, изобразив на малоподвижной физиономии намек на вопрос.
– Возьмите. Сегодня это больше не понадобится, – всё так же на интере произнес адвокат, и охранник с еле заметным кивком принял поданное. Анатоль тихонько притворил створку, на секунду задумался и уселся на пол рядом с пилотом.
– Спит? – с насквозь фальшивым безразличием поинтересовался Барт.
– Спит. Надеюсь. Больше похоже на обморок, но дышит ровно.
Кондовый медленно и раздельно высказался по-русски.
– Угу, – кивнул, адвокат, соглашаясь. Понял он закатца с пятого на десятое, поскольку, несмотря на интенсивный гипнокурс языка, русской ненормативной лексикой владел пока слабо. Но всё-таки понял, и возражений по поводу сказанного у него не возникло. – Вот чёрт, только я размечтался…
– О чём? – в тусклом голосе Барта мелькнула искорка интереса.
– Да я тут подумал… не успел только Агате предложить… имеет смысл перенести штаб-квартиру вашей фирмы…
– Нашей фирмы, Анатоль, – поправил его Кондовый. – Нашей.
– Ну, пусть нашей. В общем, Ариэль вполне подходит. Климат приятнее, чем на Закате, да и сила тяжести… это ты привычный. И всё равно дома тебе не сидится. Агата ведь так и не прижилась, спорить будешь? А там можно было бы купить дом по соседству с доктором Маратом и в промежутках между полётами заглядывать на стаканчик. А теперь…
– Она не успокоится, – Барт не спрашивал, он утверждал.
– Да. Она не успокоится. И ты не успокоишься. И я. Идиллия откладывается.
– А как ты представляешь себе идиллию? – теперь интерес не был искоркой. – Нет, ты не подумай, я о твоих намерениях спрашивать не собираюсь, хотя и мог бы, сестра всё-таки…
– Не знаю, – честно ответил Трейси. – Твоя сестра – это нечто, но мы с ней взрослые, битые жизнью люди… не знаю.
– Ладно, – поднялся на ноги Барт. – Сами сообразите. Ты вот что… есть один хороший, надежный способ убедить женщину, что Смерть сегодня приходила не за ней…
Анатоль глубоко вздохнул, закатил глаза и тоже встал.
– Вот без тебя я никак не додумался бы, да? Я не идиот, Платина, честное слово. Просто так выгляжу!
Джейкоб Оливер, глава картеля Бесара, был недоволен, и скрывать это не собирался. Проблема состояла в том, что Патрику Детриверу до его недовольства не было никакого дела. Чёртов выскочка с удобством расположился в кресле (к слову, присесть ему никто не предлагал!) и курил на редкость вонючую сигару. А уж его манера время от времени ерошить густые, черные как смоль волосы и вовсе выводила из себя Оливера, чья шевелюра с годами изрядно поредела.
– …началось с того, что Мануэль Хо решил купить одного из русских жандармов. И на свою голову – и на наши тоже – преуспел. Илайя, мать его, Штрауб со своей задачей справился безукоризненно. Почти. Потому «почти», что в преданном им подразделении остались выжившие. Со Штраубом расплатились по-королевски, но один из выживших поставил себе разобраться в произошедшем. И разобрался.
Детривер сознательно затянул паузу и продолжил только после того, как Оливер дошел до точки кипения.