Три грани рока

В голове нарастал шум, его шатало. Боль все усиливалась, ломая барьеры воли, и из груди Торстена вырвался стон. Не в силах дальше устоять на ногах, норд вонзил двуручник в землю, надеясь удержаться, но рухнул на колени, а потом завалился на бок. Уже лежа, он еще успел разглядеть смутно виднеющиеся фигуры, приближающиеся к нему. Последней была мысль: — Вот сейчас меня и дорежут как барана, — и он заскреб по земле руками, пытаясь встать, но, чуть-чуть приподнявшись, вновь упал и потерял сознание.

Когда Торстен открыл глаза, первым, что он увидел, было улыбающееся лицо Келя.

— Проклятье! — слабо застонал норд, а его друг улыбнулся еще шире. — Я считал, что круг перерождения всяк начинает сам. Так почему я здесь вижу твою отвратительную рожу?

— Пациент острит, значит, идет на поправку, — пропищал Кель, подражая тонкому голосу следовавшего с караваном медика, и еще что-то добавил, но Торстен уже его не слышал, погрузившись в забытье.

Когда норд вновь пришел в себя, над ним склонился врач. Медик внимательно вглядывался в глаза юноши, а потом, сделав для себя какие-то выводы, довольно хмыкнул:

— Скоро будете как новенький, милсдарь солдат. Не обделили вас Великие Силы здоровьем и живучестью, непременно закажите молебен в часовне Воды, как представится возможность, — голос сопровождавшего торговца эскулапа был одновременно пискляв и до отвращения слащав. Он с трудом перевернул лежавшего на боку норда на живот.

Торстен попытался пошевелиться, но тут же замер: спину пронзила резкая боль. Чуть-чуть отдышавшись, норд стал вспоминать произошедшее. Голос медика разбудил какие-то ассоциации, и он вспомнил Келя, пародировавшего этого эскулапа. Внезапно норда пронзила ужасная мысль: — А что, если это действительно был врач, а мне в бреду лицо друга привиделось? Точно, Кель же схлопотал стрелу в грудь, а с такой раной без мага выжить трудно!

Торстен откинулся на грязном тюфяке и застонал, но не от боли, а от осознания, что в этом проклятом бою он потерял друга.

— Кель… — сорвался с его губ наполненный горечью шепот.

— Что? — голос друга, как всегда, был жизнерадостен.

Вот и все. Скаренный горец слишком сильно меня по голове ударил, если я уже мертвецов слышать начал. Спишут меня, и стану я очередным спятившим дурачком, просящим на улицах милостыню, — как-то отстраненно и спокойно подумал норд.

— Слышь, Тор, ты как? А то ты мое имя произнес, а теперь замолчал. Может, опять медика позвать? — в голосе Келя сквозила непривычная тревога. Но Торстен продолжал молча лежать, и тогда он плеснул ему в лицо воды.

— Слушай, для призрака ты слишком сильно меня достаешь, — разозлился норд.

— Так, медика, похоже, все же надо звать. Какой призрак? Ты бредишь? — участливо спросил Кель, с запозданием подумав, что, может, лучше было согласиться на роль духа, чтобы не тревожить раненого друга. Да и простор для шуток это давало изрядный.

— Я сам видел, как тебе стрела в грудь попала, — все так же устало прошептал в ответ Торстен.

— Тебе в горячке боя показалось. Не в грудь, а в плечо, просто очень близко. Кольчугу-то она пробила, но глубоко не вошла и ничего важного не задела, так что я быстрей тебя к нашей любимой муштре успею вернуться, — улыбнулся Кель.

— Ну и везучий же ты гад! — то ли от слабости, то ли от избытка чувств голос Торстена дрожал.

— На себя посмотри, — довольно рассмеялся Кель. — Тебя так в спину пырнули, что мог сразу концы отдать. Так мало того, что ты от потери крови не загнулся, так еще и ни один жизненно важный орган не задет!

Внезапно все качнулось, и спина норда вновь отозвалась вспышкой боли.

— Где мы? — прохрипел Торстен.

— В одной из тех повозок, куда раненых положили. Привал окончился. На, выпей воды, — Кель поднес к губам лежащего друга мех с водой.

— Мы хоть победили? — спросил норд, напившись.

— А ты как думаешь? Разговаривали бы мы с тобой сейчас, добей нас эти скаренные горцы? Разогнали наши их, конечно. Кстати, всё, больше мы не галька — прошли боевое крещение. Да и скоро у нас на груди будет болтаться Кровавая роса, — довольно проговорил Кель.

Торстен улыбнулся, мысленно соглашаясь с другом. Гранатовая ветвь им действительно была обеспечена. Этот знак получал каждый солдат императорской армии, серьезно раненный в бою. И за каждую новую дырку в своей шкуре он получал еще один камушек. Сами солдаты чаще всего называли эту награду Кровавой росой.

— А что с потерями?

— Плохо, — ответил немного помрачневший Кель. — Наших четверо легло. Наемники, охранявшие этот проклятый караван, и вовсе десяток своих недосчитались. А уж про раненых я вообще молчу — все повозки ими забиты. Наш октат целую битву с купцом выдержал, чтобы заставить его потеснить часть грузов.