Три грани рока

Торстен с тяжкими вздохами начал одеваться. Натягивая пропитанный потом поддоспешник, норд поморщился. Служба давно отучила его от излишней брезгливости и выбила любые намеки на мягкотелость, но облачаться в доспех не хотелось. Давней мечтой всех солдат смешанной пехоты было выяснить, кем было установлено правило, что днем боец всегда должен находиться в полном защитном обмундировании, если не занят такой работой, в которой оно помешает. Учитывая (даже без шлема) солидный вес положенных доспехов, этот обычай серьезно осложнял жизнь любому простому пехотинцу и наполнял его сердце горячим желанием когда-нибудь встретить в темном переулке затейника, придумавшего это. Хотя Торстен уже не раз ловил себя на мысли, что зато теперь он очень привык к доспехам, и они ему мешают куда меньше, чем раньше.

Кель, экипировавшись очень быстро, в который уже раз с любовью провел рукой по прикрепленной к его шлему бармице. После их первого боя оба друга, помимо Кровавой росы за ранения, еще и получили по медной планке. Кель удостоился ее за обнаруженную засаду, а Торстен — за проявленное мужество и стойкость в бою. После допроса одного из раненых и плененных горцев выяснилось, что убитый нордом здоровяк был лучшим в их селе воином и как раз возглавлял отряд, напавший на караван. К наградам полагалось и небольшое количество звонких монет, которых вместе с частью жалования вполне хватило для того, чтобы справить у одного из работавших в лагере кузнецов пару кольчужных бармиц. Денег было жалко, но свои шеи они ценили куда больше.

Когда весь тавт привычно построился перед казармой, появился неспешно идущий октат. Передвигался он медленно не в силу природной лени, а потому, что сопровождал септима, который как раз и шествовал без особой прыти, словно пытаясь подчеркнуть этим собственную важность. Когда командиры остановились перед отрядом, то каждый из стоящих солдат понял, что назревают какие-то события: уж слишком был у них задумчивый, а у октата даже немного тревожный вид.

— Солдаты! Вашему тавту поставлена важная задача. Несколько дней назад нами был захвачен один из горцев, который, прежде чем сдохнуть, под пытками выдал нам примерное расположение своей деревни, — довольно пафосно начал свою речь септим. Ни один из бойцов тавта даже не пошевелился, но все они внутри недоумевали. В горах существовали десятки и даже сотни деревень, и никакого смысла пытками выяснять расположение еще одной не было. Видимо, все же заметив в глазах солдат растерянность, септим поджал губы и продолжил:

— Неделю назад горцы разграбили один из караванов и захватили несколько путешествовавших с ним человек. Пойманный нами горец участвовал в налете и клянется, что их содержат в его деревне. Вам ясна задача?

Дождавшись положенного по уставу ответа, септим с чувством выполненного долга удалился, а октат со вздохом повернулся к подчиненным. Он ни на секунду не поверил, что они действительно поняли приказ, и начал объяснять сам:

— Мы должны максимально скрытно выдвинуться к одной из деревень горцев, где предположительно держат пленников, и освободить их. Самое главное в этом походе — остаться незамеченными до того, как мы нападем на деревню. В противном случае пленников увезут в неизвестном направлении, а нас быстро перебьют. Для того, чтобы обеспечить скрытность, идет только наш тавт, — когда командир произнес последние слова, в его голосе послышались явные нотки раздражения. По-видимому, он не был в восторге от идеи выполнять это опасное задание такими малыми силами. Но приказы в императорской армии не обсуждались, и ему ничего не оставалось, как постараться добиться поставленной цели, не погубив при этом весь свой отряд.

Торстен в очередной раз, стараясь не слишком шуметь, попытался устроиться поудобнее на жестких камнях. Место для привала, по его мнению, было выбрано очень неудачно. Да, от узкой тропы их отделял полноценный скальный уступ, да и деревьев хватало. Но уж очень каменистой оказалась почва. Казалось, куда ни повернись — в ребра вопьется жесткая грань.

Тавт уже четвертые сутки пробирался по Эльтрусским горам туда, где предположительно держали пленников, оказавшихся настолько ценными, чтобы ради их спасения рискнули целым отрядом. Шли только ночью, а днем пережидали в укромных местах, опасаясь быть замеченными. Октат лютовал и требовал от своих подчиненных, чтобы они даже малую и большую нужду справляли в ямку, которую потом тщательно закапывали и маскировали. Сверху ее еще вдобавок посыпали смесью перца и табака, опасаясь собак.