Три грани рока

Торстен работал как заведенный, а в его голове билась только одна мысль: — Это моя вина! Моя и никого больше! Я не тронул ту девушку. Она хотела облить кипятком меня, но не повезло октату! Он сейчас лежит в страшных ожогах из-за моей глупости и мягкосердечности! Расчувствовался, скаренный баран, пожалел дикарку! Если бы не командир, сейчас бы был на его месте. И поделом! На войне нет места жалости!

Наскоро соорудив носилки и перевязав раненых, которых помимо октата было еще трое, тавт с максимально доступной скоростью направился прочь от деревни дикарей, шумящей, словно рассерженный улей. Тело единственного погибшего бойца пришлось оставить. Все понимали, что если мужчин среди горцев окажется достаточно и они быстро опомнятся, то императорской пехоте придется солоно, и спешили уйти как можно дальше.

Привал был объявлен только тогда, когда все солдаты уже окончательно выбились из сил. Вдобавок ко всему, последнюю пару часов пришлось на себе волочь и обессилевших пленников. Взявший на себя командование ветеран выставил часовых и, как и все, в изнеможении растянулся на земле. Один лишь неугомонный Кель нашел в себе силы встать и внимательно рассмотреть тех, ради кого они все рисковали своей шкурой. Вскоре он вернулся и поделился своим впечатлением с Торстеном:

— Хоть убей, не пойму, чего в них такого. Бывших пленников трое. Один мужик и две бабы. На аристократов не похожи, хотя они сейчас в таком виде, что вообще на людей мало похожи. Ладно, вернемся в лагерь, наверняка узнаем, ради кого мы себя под стрелы подставляли.

В этот момент раздался громкий крик одного из часовых, тут же перешедший в хрип. Все бойцы тавта разом вскочили, готовясь к отражению атаки. Но секунда шла за секундой, а вокруг по-прежнему царила пугающая тишина. Какая-то из освобожденных девушек судорожно всхлипнула, но тут же зажала себе рот ладонью. Наконец послышались чьи-то торопливые шаги. Солдаты напряглись, но это оказался всего лишь один из часовых, спешащий на соединение с тавтом в страхе разделить судьбу того пехотинца, чей предсмертный крик всех переполошил.

Командовавший отрядом ветеран напряженно вглядывался в окрестности и стискивал рукоять меча. Он колебался, не зная, что предпринять. Но секунды таяли, и временный командир наконец решился, приказав четверым пехотинцам выдвигаться к тому месту, где располагалась позиция погибшего часового. В их число попали Торстен и Кель.

Солдаты двигались медленно и осторожно. Кель, сжимающий в руках арбалет, шел сразу за Торстеном, который прикрывался щитом и защищал друга собой. Вскоре они увидели распростершегося на камнях в луже собственной крови пехотинца. Рядом валялся разряженный арбалет. Солдаты замерли на месте, пристально оглядывая окрестности, но не увидели и намека на опасность. Наконец они двинулись дальше, каждую секунду ожидая нападения, но им позволили беспрепятственно дойти до тела товарища. Из груди мертвого пехотинца торчало древко длинной стрелы с черным оперением.

Императорские солдаты замерли в нерешительности, ведь им никто толком не объяснил задачу. Оставлять мертвого товарища лежать здесь не хотелось, но и хоронить его было слишком опасно. Стоять на том самом месте, где несколько минут назад был застрелен императорский солдат, было крайне неуютно, и, поколебавшись, они начали отходить, так и не решившись забрать тело. Повернуться к ставшим разом таким враждебным скалам они боялись, поэтому медленно пятились назад. Торстену казалось, что его неотступно сверлит холодный и беспощадный взгляд, тщательно примеряющийся, куда послать смертельную стрелу.

Под ногой Келя хрустнула сухая ветка, и все разом вздрогнули. Один из солдат тихо выругался, а Торстен судорожно сглотнул, жалея, что не может вытереть выступившую на лбе холодную испарину.

— Проклятье, мы так сами со страха помрем, не надо будет и стрелы на нас тратить, — нервно хохотнул Кель, пытаясь хотя бы голосом разогнать наваждение. Императорские пехотинцы, привыкшие смотреть смерти в глаза, чувствовали себя не в своей тарелке, так как не видели врага, но точно знали, что он где-то рядом и в любой момент может прилететь смертельная стрела.

Наконец четверо солдат дошли до остального тавта. Увидев, что за время их отсутствия ничего не изменилось, Торстен с облегчением выдохнул. Ему в последний момент почему-то показалось, что они найдут лишь тела своих товарищей, после чего придет и их черед.

Бойцы наскоро доложили об увиденном, заставив временного командира крепко задуматься.