Три грани времени

На какое-то время воцаряется тишина: лишь слышно, как всхлипывает мама. Юрке сейчас так жалко маму, что он сам не знает, что сделал бы, лишь бы её успокоить. «Вот не буду ходить гулять, — говорит он себе. — И буду учить все уроки, чтобы одни пятёрки… И буду помогать убираться… И ходить на базар…» Юрка морщит лоб, припоминая, что ещё он будет делать, но тут снова зазвучал мамин голос.

Теперь мама говорит спокойнее. И не обрывает папу, когда тот отваживается вставить слово.

— Не такой он у нас и испорченный, — несмело говорит папа. — Кто не был мальчишкой… (Юрка сейчас папу расцеловать готов!) А насчёт того, что тебе с ними двоими трудно, тут ты, Соня, права, с этим надо что-то придумать…

— Вот теперь и ты подумай, — отвечает мама. — Потому что у меня уже голова кругом идёт.

— А что, если я заберу его к себе? — весело предлагает папа. — На летние каникулы?

От неожиданности Юрка аж замирает. Теперь слово за мамой: как скажет, так тому и быть.

— Забирай хоть прямо сейчас, — устало отвечает она. — У меня уже сил никаких нет.

«Ур-р-ра!» — мысленно кричит Юрка. Молотит ногами по одеялу, так что оно аж взлетает в воздух. И потом долго не может заснуть: думает про будущую поездку.

* * *

Хотя до отъезда «в поле» оставался ещё месяц, Юрка стал собираться в дорогу уже на следующий день.

Вдвоём с папой они составляли список: что нужно приобрести для Юрки. Так появился рюкзак (Юрка как его надел, так с ним и ходил, пока мама не позвала ужинать), кеды, туристские ботинки, штормовка, свитер, шерстяные носки, белая кепочка с солнцезащитным козырьком, тёмные очки от яркого южного солнца и складной нож. Большой, охотничий, за пять рублей, в специальных ножнах, чтобы можно было прицеплять к ремню. Юрка хотел хоть разок сходить с ним в школу, но мама не разрешила.

А ещё — геологический молоток.

Папа принёс его вечером, когда вернулся с работы. Показал какой-то длинный предмет, завёрнутый в плотную жёлтую бумагу.

— Угадай, что это такое?

Юркино сердце так и екнуло:

— Молоток?!

— Ты смотри, угадал! — прикинулся разочарованным папа. — Ну, твоё счастье — бери!

Юра схватил драгоценный пакет, начал торопливо развязывать шпагат.

Сначала появилась ручка: длинная, старательно выструганная, она сама ложилась в ладонь. А потом прямо Юрке в душу отполированным белым металлом сверкнул молоток. Геологический. Настоящий. Заказанный папой специально для него! С длинным сплюснутым клювом, острым, как долото, с крепким обушком.

— Ну как?

Папины глаза сияют не меньшим удовольствием, чем у сына.

— Сила! — говорит Юрка, размахивая молотком. — Можно, я с ним пойду гулять?

И, наконец, наступил день, когда они должны были лететь в Казахстан.

Хотя мама поставила будильник ровно на пять, Юрка почти не спал: боялся опоздать. Ночью вскакивал несколько раз, всматривался в стрелки: ему казалось, что будильник вдруг взял, да и остановился. Или не зазвонит. В конце концов не выдержал. Подошёл к дверям, открыл, тихо позвал:

— Папа! Пап…

Папа пошевелился, поднял сонную голову:

— Чего тебе, Юра?

— Уже, наверное, пора…

Папа стал зевать. Он всегда перед тем, как встать, вот так зевал: долго, громко и со смаком. Мама каждый раз сердилась:

— Да замолкни — соседей перебудишь!

Сегодня, однако, ничего не сказала: наверное, потому что им сегодня уезжать.

Потом они завтракали, а два рюкзака, набитые, уже стояли посреди комнаты: большой — папин, меньший — Юркин, и Юрка всё время ощупывал нож: висит ли, не оторвался, а мама наказывала:

— Ты ж, Юра, смотри мне, осторожно… И слушайся папу. А ты не пускай его одного в горы, — это уже папе. — Да пишите чаще. Мы с Алёнкой по вам будем скучать…

У мамы подозрительно блестят глаза, и у Юрки начинает щипать в носу. Но он — мужчина, поэтому лишь хмурится.

— Ешь, Юра, ешь, — ласково говорит мама. — Полотенца не забыли?

— Нет, — говорит папа. — В рюкзаке.

— А бритву?

Папина вилка повисает в воздухе.

— Я так и знала! Что бы вы без меня делали?

Наконец, и бритва ложится в папин рюкзак. Пора прощаться.

— Ну, — говорит папа.

Мама, вздохнув, обнимает его, целует как-то даже сердито.

— В последний раз, — говорит она. — В последний раз ты идёшь в это проклятое «поле». Или мы, или твоя геология!

Папа моргает светлыми ресницами и не говорит ничего: эта мамина фраза звучит каждый год, когда папа отправляется в путь.

Потом мама целует Юрку:

— Смотри: будь у меня хорошим мальчиком.

Юрка морщится ещё больше, чтобы не расплакаться: ему сейчас очень жалко маму. Мама сейчас такая одинокая, совесть так мучит Юрку, что он обнимает её за шею и шепчет на ухо:

— Мама, что тебе привезти?

— Приезжай сам здоровый, — улыбается мама сквозь слёзы.

Они берут рюкзаки, и мама уже в который раз ужасается:

— Боже, какие огромные! Вы же себе спины поломаете!

— Не поломаем! — отвечает Юрка за себя и за папу.