Три гроба

— В Блумсбери и не такое услышишь, — проворчал Хэдли. — Ну и что из того? Старик, трусливый как баба…

— В том-то и дело, что нет. — Доктор Фелл задумчиво нахмурился. — Вам не кажется это странным, Хэдли, потому что вы незнакомы с Гримо, а я хорошо его знаю. Хмф! Продолжайте, сынок. Чем это закончилось?

— Гримо ничего не сказал. Он обратил это в шутку, дав понять, что у незнакомца не все дома. Когда тот удалился, в паб вошел уличный музыкант и заиграл «Смельчака на трапеции». Все засмеялись, и ощущение реальности сразу восстановилось. Гримо улыбнулся и сказал: «Ну, джентльмены, наш оживший труп должен быть проворнее этого смельчака, если надеется влететь в окно моего кабинета!»

После этого все разошлись. Но Мэнген решил выяснить, кто этот загадочный посетитель, который вручил Гримо карточку с именем «Пьер Флей» и названием театра. Поэтому на следующий день Мэнген отправился по указанному адресу, представившись репортером. Театр оказался захудалым мюзик-холлом в Ист-Энде,[7] где ставятся ночные варьете. Мэнген не хотел сталкиваться с Флеем. Он вступил в разговор со швейцаром у служебного входа, который познакомил его с одним из акробатов. Этот акробат бог знает почему называет себя Великий Пальяччи, хотя он ирландец, и притом довольно толковый. Пальяччи рассказал Мэнгену, что ему было известно о Флее.

В театре Флея называют Чокнутым. Никто о нем ничего не знает — он ни с кем не общается и уходит сразу после представления. Но иллюзионист он превосходный. Акробат не понимает, почему какой-нибудь менеджер в Вест-Энде[8] до сих пор не принял его на работу — разве только у Флея напрочь отсутствует честолюбие. Он специалист по суперфокусам — особенно по трюкам с исчезновением…

Хэдли снова фыркнул.

— Нет-нет, — настаивал Рэмпоул. — Насколько я понимаю, это не старые, затасканные фокусы. Мэнген говорит, что Флей работает без ассистента и что весь его реквизит может уместиться в ящик размером с гроб. Если вы знаете что-то о фокусниках, то можете себе представить, насколько это невероятно. Похоже, Флей вообще помешан на гробах. Великий Пальяччи как-то спросил его почему и получил неожиданный ответ. «Нас троих похоронили заживо, — с усмешкой сказал Флей, — но спасся только один». — «И как же вы спаслись?» — осведомился Пальяччи. «А я как раз один из тех, кто не спасся», — ответил Флей.

Хэдли потянул себя за мочку уха. Теперь он выглядел серьезным.

— Все это может оказаться важнее, чем я думал. Конечно, этот тип — сумасшедший. И если он вбил себе в голову воображаемую вражду к… Говорите, он иностранец? Я могу запросить министерство внутренних дел, и о нем наведут справки. А если он попытается досаждать вашему другу…

— Он уже пытался это сделать? — спросил доктор Фелл.

Рэмпоул пожал плечами:

— Начиная со среды профессор Гримо получает с каждой почтой по письму. Он рвет их, не говоря ни слова, но кто-то рассказал его дочери о происшествии в пабе, и она стала беспокоиться. И наконец, в довершение всего вчера сам Гримо начал вести себя странно.

— Как именно? — Маленькие глазки доктора Фелла не отрывались от лица Рэмпоула.

— Вчера он позвонил Мэнгену и сказал: «Я хочу, чтобы вы были у меня дома в субботу вечером. Кое-кто угрожает нанести мне визит». Естественно, Мэнген посоветовал обратиться в полицию, но Гримо не пожелал и слышать об этом. «Но, сэр, — возразил Мэнген, — этот тип безумен и может быть опасен. Неужели вы не собираетесь принять какие-то меры предосторожности?» — «Конечно, собираюсь, — ответил профессор. — Я собираюсь купить картину».

— Что-что? — Хэдли выпрямился в кресле.

— Картину, чтобы повесить ее на стену. Я не шучу. Вроде бы Гримо уже купил ее. Это какой-то мрачный пейзаж с деревьями и надгробиями, причем полотно такого размера, что наверх его поднимали два грузчика. Правда, я описываю картину с чужих слов — сам ее не видел. Она принадлежит кисти художника по фамилии Бернеби, который также является членом клуба и криминалистом-любителем… Как бы то ни было, такова идея Гримо о самозащите.

Рэмпоул подчеркнул последние слова специально для Хэдли, который вновь разглядывал его с подозрением. Потом оба посмотрели на доктора Фелла. Доктор дышал с присвистом, опустив на грудь двойной подбородок и стиснув рукоятку трости. Он молча кивал, глядя на огонь и тряся взъерошенной шевелюрой. Когда он заговорил, комната словно стала менее уютной.

— У вас есть адрес профессора Гримо, мой мальчик? — спросил он бесстрастным голосом. — Отлично. Прогрейте мотор вашего автомобиля, Хэдли.

— Но послушайте…

— Когда вроде бы сумасшедший угрожает нормальному человеку, — продолжал доктор Фелл, снова кивнув, — вы можете беспокоиться, а можете и нет. Но когда нормальный человек начинает вести себя как сумасшедший, я не могу не волноваться. Возможно, это ничего не значит. Но мне это не нравится. — Он с трудом поднялся. — Пошли, Хэдли. Мы взглянем на дом, хотя бы проезжая мимо.