Три истории о любви и химии

– Погоди, да… Тусовщица, Домоседка, Сучка-с-Сумочкой и Охотница-за-Мужиками, вот тебе четыре вида баб, – обводя глазами комнату, улыбается мне Алли. – Слава богу, мать твою, здесь все больше Тусовщиц.

– Ну и как ты определяешь эту свою Тусовщицу, интересно знать?

– Хрен знает… ведь все это, в конце концов, на уровне интуиции, правда… слушай, Ллойд, а ты уже съел свою вторую, а?

– Нет еще.

Какие-то хиппы в углу жгут индийские вонючки, приятный запах легким дуновением щекочет мне ноздри, и я приветливо киваю в их сторону: – Не-а…

– Но ведь скоро будешь, а?

– Да нет, наверно… меня и так еще колбасит реально. Может, на футбол себе завтра с утра оставлю.

– Ну-у, не знаю, Ллойд, правда… – Алли дуется, как карапуз, у которого отнимают конфетку.

– Ну ладно, фиг с ним, сегодня у нас особый случай, – говорю я, точно так же, как и любой другой парень сказал бы про субботний вечер, ведь любой субботний вечер у нас – это особый случай.

Мы глотаем свои таблетки, и адреналиновый приход от осознания того, что ты всадил в себя еще немного химии, вставляет нас еще больше.

– Тусовщицы, в свою очередь, слушай-слушай, делятся на две большие группы: Девчонок-О-Привет и Сексуальных Феминисток. Домоседки не притрагиваются к наркоте, вот так вот, приятель, а трахаются они исключительно с бессловесными придурками типа их самих, у которых в голове ничего и нет, кроме их идиотских домиков-садиков и подобного же дерьма. Вот такие они, самые настоящие Праведные Домоседки, и видно их за версту. А есть еще и скрытые Праведные, такие типа постфеминистки, читают «Гардиан» и «Индепендент» и увлекаются поиском своего места в жизни и всякой такой фигней. И разгадать их не так просто: если они не лесбиянки, то помни – их легко можно принять за Сексуальных Феминисток. Не всегда, конечно, но бывает.

Случилось чудо – Алли наконец накрыло.

– Э-э-эй, кто хочет посмотреть, как мальчика Бойла не по-детски колбасит! – кричу я громко.

Несколько человек подходят к нам ближе, а Алли гонит свою телегу дальше, как ни в чем не бывало.

– Девчонки-О-Привет – это самый сок, парень, но об этом чуть позже. Сучки-с-Сумочкой изрядно бухают и трахаются с качками. Одеваются по-уродски и почти никогда не подъезжают к умникам, хотя в последнее время с Сучками это случается все чаще и чаще. Это те телки, что на дискотеках отплясывают вокруг своих сумочек. Охотницы – это самое дно, парень: ебут все, что движется, и в основном алкоголички. Что касается Девчонок-О-Привет, то я их так называю, потому что они всегда тебе кричат «О! Привет!», когда тебя видят.

– Эмбер, а ты ведь всегда так и говоришь, – влезает Хейзел.

– Ну и что? – отвечает Эмбер, пытаясь понять, в чем дело.

– Только здесь необходима осторожность, – продолжает Алли, обращаясь по-прежнему ко мне, – потому что Сучки иногда могут говорить то же самое. А отличить их можно только по тому, как они это говорят.

– Ты что, малыш, меня в Сучки записываешь? – громко возмущается Эмбер.

– Да нет, что ты… Твой «О! Привет!» звучит довольно клево, – улыбается ей Алли, и Эмбер тает на глазах; ну ни хрена себе – меня снова накрывает с головой, как и Алли. – Ты самая типичная Привет-Девчонка, из всех Тусовочных, вы и есть самые главные на любой вечеринке. Самые классные из вас вырастают в Сексуальных Феминисток, те, что поскучнее, могут застрять с каким-нибудь буфетным идиотом и превратиться в Домоседок. Вот что я тебе еще скажу, Ллойд, – он с улыбкой оборачивается в мою сторону, – в восьмидесяти процентах случаев парни раньше баб теряют прикол и начинают зависать дома.

– Да ладно!

– А ведь Алли прав, – встревает вдруг кто-то. Это Ньюкс.

– Вот видишь? Просто тебе все время скучные бабы попадались, ты, сучара! – Алли смеется и лезет ко мне обниматься.

У-у-у-ф-ф! Как меня здесь прибивает, такое чувство, что у меня сейчас все мозги высрутся вместе с потом через эти поры на коже.

– Лучше пойду подвигаюсь, а то на всю ночь здесь зависну… Ньюкс… Ну-ка помоги нам спуститься на пол.

– Я ослеплен, я ослеплен… этим безумным ярким, сука, светом… правда, была такая песня, а… мне надо срочно принять сидячее положение, – тянет Ньюкс, от него исходит божественная аура. Я поднимаюсь и неуверенно трогаюсь в сторону динамиков.

– Эй, Ллойд, оставайся с нами, еще попиздим! – кричит мне Алли. Зрачки у него становятся чернее и чернее, а веки тяжелеют на глазах.

– Сейчас вернусь, Алли. Что-то здорово вставляет это диско. Сейчас тут будет реальное диско-техно.

Ухожу от Алли – танцевать с Эмбер и ее подружкой Хейзел, настоящими Тусовщицами, по любому раскладу – просто слюнки текут, как они классно смотрятся вдвоем. Они похожи на два радужных праздничных коктейля, соблазнительно выставленных на стойку бара в «Старом Орлеане». Сначала я просто переминаюсь с ноги на ногу, но потом ноги ловят какой-то ритм, и мне становится очень хорошо. Странные ощущения в гениталиях – я вспоминаю, что как-то трахнул Эмбер, где-то в прошлом году на вечеринке, а теперь смотрю на нее и думаю, с чего это у нас больше ничего не было. Я первый подхожу к ней: