Три изысканных детектива (сборник)

«Почему незнакомец, которого она встретила при столь романтических обстоятельствах, вдруг превратился в поборника справедливости? — подумал Виктор. — Кто она, эта темноволосая красотка: сообщница, преступница, лицемерка?»

— Кто еще из вашего окружения мог иметь доступ к дневнику? — спросил он.

— Вскоре после приезда в Париж я заболела воспалением легких и много дней металась в горячке. Меня навещал друг матери.

— Как его имя?

— Сильвен Брикар.

— Приходил только он?

— Нет, конечно, регулярно бывали врач и мама, но они вне подозрений.

— Мать способна на все ради своего ребенка.

— Вы с ума сошли!

— Вы правы, мы уходим в сторону. Забудем о вашем дневнике, этой таинственной голубой тетради. Вчера, в разговоре со мной, вы предположили, что Томассен был бы рад видеть своих компаньонов мертвыми.

— Совершенно верно, к тому же, он должен был знать о существовании Лулу. А ее ведь никто не опознал.

— И быть в курсе преступления Ришара Гаэтана.

— Смехотворная мысль! Гаэтан никогда бы не доверился шантажисту.

— Надо же, вы и об этом умолчали. Значит, Томассен шантажировал Гаэтана?

— Это очевидно. Как вы думаете, почему «Кутюрье дез Элегант» существует столько лет? Итак, мсье Легри, что вы решили?

— Я должен подумать. Свяжусь с вами позже. Я выйду здесь.

Фиакр остановился на углу моста Конкорд.

— Я могу вас отвезти…

— Благодарю вас, я хочу размять ноги.

Он шел по мосту на другой берег Сены, пинал носком ботинка камешки и напряженно размышлял.

— Чистой воды небылицы, — бормотал он себе под нос. — Эта женщина морочит мне голову.

Его быстрый, цепкий ум прокручивал разные варианты развития событий, он перебирал имена тех, кто мог прочесть личный дневник Софи Клерсанж, где она якобы изложила свой оригинальный план, говорил сам с собой, умолкал, рассуждал снова и снова.

— Мать, мадам Герен — возможно, Сильвен Брикар, что тоже вполне вероятно. Хромой: какой у него мотив? И почему две разных подписи: Анжелика и Луиза? Не понимаю. Жозеф прав: предоставим это дело Лекашеру… Нет, слишком рано, остается еще Томассен. Он замешан в убийстве? Или сам потенциальная жертва? Нужно встретиться с ним как можно скорее.

На улице Риволи Виктор свистом подозвал свободный фиакр.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Воскресенье 25 февраля

Как высвободиться из объятий Таша, не разбудив ее? Виктор осторожно пошевелился и тут же замер: дыхание жены участилось, она что-то тихо пробормотала во сне. Шелковистые простыни обвивали их тела. Он спустил ноги на ледяной пол и оглянулся: Таша спала и видела сон, содержание которого он никогда не узнает. Ее тело вздрагивало, влажные губы шевелились, словно она вела с кем-то диалог.

Виктор торопливо оделся и написал ей покаянную записку: он вынужден уйти из дома, у него деловая встреча, о которой он забыл ей сказать, но обещает вернуться еще до полудня. Если задержится, придется придумать какую-нибудь отговорку.

Он прихватил с собой горбушку хлеба и яблоко. Угнездившаяся в глубине егогардероба кошка, громко мурлыкая, облизывала своих котят. Она проводила хозяина, тихонько мяукнув ему вслед.

Улица Фонтен медленно стряхивала с себя ночное оцепенение. Редкие прохожие брели по тротуару, сгибаясь под порывами ветра. «Сегодня воскресенье, и ты мчишься в цирк, совсем как в детстве, — сказал себе Виктор. — Но ты всегда ненавидел клоунские эскапады, над которыми хохотали другие мальчишки, они казались тебе вульгарными и даже опасными…»

Абсалон Томассен заперся в гримерке, надел сценический костюм, нанес на лицо крем и загримировался. На репетиции долгожданного номера должны были присутствовать директор Зимнего цирка, несколько машинистов, любопытствующие собратья по цеху и молодой акробат Василий, ученик Томассена.

В ротонде пахло опилками, навозом и пылью. Привычный запах помог Абсалону расслабиться, противный комок под ложечкой сразу же исчез. Но когда он снова поднял глаза к зеркалу и вгляделся в свое отражение, то почувствовал, как возвращается терзавший его всю ночь страх. Ужасное воспоминание об залитых кровью рисунках и надписи на трюмо удавкой стискивало горло, мешая дышать. Он сделал глубокий вдох, шумно выдохнул через рот и почувствовал нестерпимую жажду. Но ни дыхательные упражнения, ни глоток свежей воды не помогли ему успокоиться.

В дверь постучал Василий: директор Франкони начал проявлять нетерпение. Абсалон сделал последнюю попытку прогнать из головы все мысли, как это делают пловцы перед прыжком в воду, но не сумел избавиться от ощущения, что с ним вот-вот случится удар.

Виктор без труда проник в цирк, прокрался к лестнице, которая вела к скамьям под конным фризом, и выбрал место у самой арены, чтобы оказаться как можно ближе к Абсалону Томассеном, когда тот закончит номер.

Свет свисающих из-под свода люстр освещал только нижнюю часть зала и арену, над которой реквизиторы натягивали страховочную сетку. Колосники оставались в тени, из которой выступали лишь кресла первых рядов с белыми деревянными спинками и красными бархатными сиденьями.