Три капитана

Вслед за тем Бирман продемонстрировал нам на схеме стыковочного модуля где эффективнее установить стяжки стыка, и даже любезно показал, как при помощи метаморфа производится очистка атмосферы внутри аварийного космического аппарата и нагнетание в него дополнительных объемов воздуха.

У всех нас троих, понятное дело, вертелся на языке вопрос о противорадиационной защите, но траппер заверил нас, что соответствующие меры будут приняты, если только в них выявится необходимость.

В мерном гуле систем охлаждения поначалу нелегко было расслышать интенсивность нашего сближения с ракетопланом.

Но очень скоро тон гудения изменился, и по палубе пробежали волны легких вибраций.

Восемь створок герметичных ворот док-камеры, присобравшись гармошками, разошлись вверх, вниз, в стороны.

«Сом» распахнул свой двухсотметровый зев.

Нечто тонкое, суставчатое, паучье выдвигалось из «Сома» навстречу катеру и медленно приближалось к нему, нащупывая лазерными дальномерами оптимальные точки контакта.

Страховочные щупы.

Как хотите, но сейчас я испытывал настоящее возбуждение, только что ноздри не раздувались. То был даже не охотничий азарт, а истовое волнение самца, какого-нибудь изюбря, неудержимо стремящегося к самке-оленухе.

Не берусь судить, что чувствовали в эти минуты мои друзья. Их тела были вдавлены в ложементы, а лица, казалось, полностью утонули в причудливой вязи светотеней рабочего освещения — мерцающего, дышащего, живого.

Наконец детекторы зафиксировали касание.

Мы радостно переглянулись, глаза наши заблестели.

Страхуемый щупами, которые податливо складывались под напором неостановимого движения, в зев «Сома» вползал ракетоплан. Он входил в док-камеру криво и с креном, но щупы, оказавшиеся вдруг невероятно сильными, уверенно развернули его как надо, приведя строительные плоскости наших аппаратов в строгое согласование.

Я, конечно, ожидал сильного толчка, подобного тому, что случается при автоматической сцепке старинных железнодорожных вагонов, в одном из которых мне пришлось поездить по музеефицированному БАМу во время рекламно-подписной кампании на наш «Русский аргумент».

Но, как оказалось, я недооценил специфику приема космических аппаратов в док-камеру «Сома», а равно и массу покоя нашей добычи.

Можно сказать, что ракетоплан… Да чего уж там слова подбирать!.. Он врезался! Прямиком в нас!

Мама миа!

Несмотря на вполне представительные размеры и стати «Сома», ощущение было таким, будто толпа космических викингов ахнула в мягкое подбрюшье нашего судна массивным тараном.

Это произошло на нижней палубе «Сома» — но удар был столь силен, что мне пришлось призвать на выручку всё свое самообладание, чтобы не помчаться туда тотчас же, очертя голову. (Полундра! Бороться за живучесть!)

Бирман, экономивший дейнекс всё время нашего полета, теперь наконец включил силовой эмулятор, и на борту «Сома» воцарились приятные ноль пять «же».

Тайна заметно нервничала: закусив пухлую губку, она кошкой вцепилась в подлокотники кресла.

Федор же невесть когда уже успел добраться до лифта и теперь внимательно следил за ползущим индикатором этажа, точнее палубы.

Я, двигаясь по возможности спокойным шагом, присоединился к нему.

Спустя полминуты Бирман по внутрикорабельной трансляции позволил нам проследовать вниз.

Пока мы ехали, Бирман расконсервировал туннель для перехода в док-камеру.

Автоматика скрупулезно проверила герметичность закрывшихся ворот, а также надежность крепления свежепойманного ракетоплана на магнитных и вакуум-замках стапелей.

Клапаны баланса давления на переходных люках туннеля — для «абордажной команды», как мы сами назвали свою троицу — ждали только команды Бирмана.

Минералов, работая по телеметрии, тем временем уточнял новые коэффициенты для бортовых устройств ориентации и стабилизации, поскольку парсер «Сома» определял состоявшееся изменение балансировки всего судна как существенное, а табличными данными для пойманного ракетоплана не располагал по причине его невероятной архаичности.

Увиденное нами сквозь массивные бронестекла смотровых окошек на нижней палубе впечатляло, если не сказать больше — вызывало оторопь.

То, что обшивка ракетоплана, некогда покрытая специальным светоотражающим напылением, глянцевая, блестящая, бесповоротно потускнела, было видно еще на мониторах слежения.

Но в док-камере ракетоплан выглядел вообще как нечто… неземное.

По его тусклой поверхности змеились разводья трудноуловимых оттенков серого и фиолетового. Стекла пилотской кабины и иллюминаторов пассажирского отсека помутнели почти по всей площади, лишь кое-где виднелись небольшие островки первозданной прозрачности. Все надписи, включая главную — название ракетоплана — полностью исчезли.

— Вот что делают космическая пыль и корпускулярная бомбардировка, — сказал Смагин.

Из ракетоплана как-то неловко, вбок торчал выдвижной тубус стыковочного узла. Более всего он напоминал бронированную гармошку, из «мехов» которой отходили два эластичных на вид раструба диаметром метра полтора каждый.

Бирман выдал по ВКТ главную практическую информацию: