Три килограмма конфет

— Нууууу… — я замялась, воровато оглядываясь по сторонам, чтобы ещё раз на всякий случай убедиться, что никто нас не услышит, а заодно придумать нормальную сокращённую версию случившегося без упоминания моих крокодильих слёз, за которые наверняка придётся услышать много поучительно-обличительных речей. Угораздило же меня найти в подруги копию собственной мамы. — Знаешь, случайно столкнулись, он что-то сказал, я ответила, он ответил, слово за слово, и мы немного повздорили. С кем не бывает, — я наигранно весело улыбнулась, отчего Колесова только ещё сильнее нахмурилась, сморщив свой курносый, покрытый мелкими задорными веснушками носик.

Начинали терзать смутные сомнения, что сколько-либо сносно врать я всё же разучилась за пару лет без постоянной практики.

— Слушай, Нат, а он вообще адекватный? А то я его как-то побаиваюсь, — спустя минуту молчания смущённо уточнила я. Мне очень хотелось, чтобы подруга сама догадалась, к чему я клоню, и предложила нам поменяться местами, давая возможность оказаться подальше от чокнутого Максима. Меня не смущало даже то, насколько жалко это будет выглядеть в его глазах.

— Да он нормальный на самом деле, — вдруг рассмеялась она, окончательно сбив меня с толку и своей реакцией, и неожиданными словами. Это Иванов-то нормальный? Да я таких отшибленных отродясь не встречала! И, по-видимому, на моём лице в полной мере отобразились эти мысли, потому что Наташа охотно добавила: — Мы с ним вместе в младших классах учились, ещё до разделения на профили. Он всегда казался достаточно адекватным и не заносчивым, не считая, конечно, этой фишки с такси.

— При чём здесь такси? — я ничего не понимала и еле сопротивлялась желанию ехидно поинтересоваться, точно ли мы сейчас говорим об одном и том же человеке.

— Ты серьёзно ни разу не слышала эти шутки про него? — удивилась Колесова с такой интонацией, словно я сейчас призналась, что впервые слышу о Достоевском. — Ну представляешь: первый класс, мы все мелкие такие букашки, выходим на крыльцо в ожидании кто родителей, кто бабушек, а Иванов вместе с братом — он выпустился как раз до тебя — прыг в такси и поехали. День, второй, третий, недели, месяцы. Кто над ними тогда только не прикалывался по этому поводу. А потом количество мажоров у нас в гимназии значительно возросло, и такие заскоки уже перестали кого-либо удивлять.

— Может, у него, например, отец в такси работает? — я пожала плечами, до сих пор не понимая, что в этом такого. А может быть, и правда не могла себе представить, уже привыкнув к постоянно провожающим или встречающим учеников шикарным машинам, по сравнению с которыми такси выглядело очень скромно.

— Тогда это точно самый богатый таксист Москвы, — хмыкнула она под весёлую трель звонка. — Так, Романова, ты, главное, сама ему ничего не говори — и всё обойдётся.

— Я и не собиралась. Если ты не заметила, это он меня тупой назвал, вообще-то, — слегка обиженно заметила я, пытаясь смириться с необходимостью ещё три урока сидеть рядом с нагло ухмыляющейся пороховой бочкой.

Я не люблю приключения. Мне не нравится быстро ездить на машине, смотреть вниз из окна выше третьего этажа, гулять в тёмных дворах вечерами, да что уж там, даже стоять рядом с курящей Риткой на заднем крыльце гимназии, постоянно думая о возможности вот-вот быть застуканной завучем. Мне совсем не сдался никакой адреналин, лишь бы всё шло спокойно, размеренно и предсказуемо, а меня никто лишний раз не трогал. И вообще, когда я нервничаю, начинаю есть много сладкого, а у меня и так наследственная склонность к полноте.

Но даже в жизни самых скучных и унылых людей вроде меня бывают такие переломные моменты, когда как-то невзначай получается влипнуть в передряги, надолго выбивающие из привычного ритма.

Шёл урок истории, и я с нескрываемым удовольствием наблюдала за мнущимся у доски Ивановым, лопочущим что-то нечленораздельное в ответ на чёткие и конкретные вопросы учителя. Он путал даты, имена и фамилии, последовательности событий, то и дело запуская пальцы в уже изрядно взлохмаченные русые волосы, а под конец и вовсе покраснел, что было очень хорошо заметно на светлой коже. И мне бы стоило проникнуться пониманием и жалостью, вспомнив, как недавно сама выглядела немногим лучше, но вместо этого, дождавшись его возвращения на место, я не смогла скрыть торжества от только что свершившейся справедливости.

— Ну ты и тупооооой, — прошептала я, склонившись ближе к его уху, а потому могла поклясться, что Максим вздрогнул от неожиданности, а спустя мгновение уже удивлённо глядел мне в глаза. Однако я чётко видела, как до него начинает медленно доходить смысл только что сказанного, как зрачки расширяются от злости, почти полностью скрывая ярко-голубую радужку, как он слегка прищуривается и снова начинает пугать этим простым, еле заметным движением.

Кажется, я только что сдуру развязала настоящую войну, в которой не имела ни одного шанса на победу.