Дюша проиграл в «Аквариуме» до роспуска первого состава группы в 1991 году.
«Аквариум» начал давать редкие концерты, которые по значимости для каждого из музыкантов являлись, по меньшей мере, Вудстокским фестивалем.
Впервые на большую сцену Борис вышел на ночном фестивале в Юкках, с «Аквариумом» же – в ресторане «Трюм». Музыканты получили за выступление 50 рублей, это являлось прямым нарушением закона, и артисты автоматически подпали под статью о «нетрудовых доходах». В ту минуту, когда они взяли деньги, для СССР они перешли в разряд преступников.
Второй большой альбом «Аквариума» «Притчи графа Диффузора» был столь же абсурден, как и первый, но песни в нем были уже более осмысленные. Как и «Искушение», он был акустическим – в силу отсутствия электрических инструментов. Андрей Романов стал осваивать флейту – под влиянием музыки любимого им Яна Андерсона (Jethro Tull).
Группа записала два альбома, давала концерты и была известна хоть и узкому, но авторитетному кругу знакомых. То есть стала уже «настоящей». И тут случилось то, что могло привести к полному исчезновению «Аквариума», причем, в общем, по форме это могло произойти интересно и даже приятно.
На факультете был образован студенческий театр. Джордж все глубже погружался в литературное творчество, и труппа, артистами которой были все участники «Аквариума», ставила пьесы Джорджа, написанные в соавторстве со всеми остальными музыкантами.
Спектакли были самыми что ни на есть хипповскими – представления происходили на ступенях Инженерного замка. Все было весело, свободно и здорово, появился даже почти профессиональный режиссер Эрик Горошевский, театр переехал на факультет, где и состоялся первый показ пьесы Гуницкого «На берегу реки».
После премьеры, на которой присутствовали иностранные журналисты, разразился страшный скандал, и «Аквариум» был торжественно лишен репетиционной базы. Одновременно с этим Михаил Васильев был призван в ряды Советской армии и исчез на два года.
Дюша был загипнотизирован Горошевским и жаждал продолжать работу в опальном театре.
Театр нравился всем – я сужу по воспоминаниям. Но мой личный опыт и долгое пребывание в разных театрах (и в качестве работника, и в качестве зрителя, и даже в качестве артиста) говорит о том, что театральная музыка в 99 % случаев ужасна. Самое страшное, что я слышал в жизни, – это музыка, под которую в ТЮЗе идут «Сказки Пушкина». Я не знаю, кто это пишет и для кого. У композиторов какое-то специфическое представление о театральной музыке. И главное, такое же представление существует у театральных режиссеров.
Разумеется, оперу я исключаю, опера – это совершенно другой театр, и Горошевский с «Аквариумом» оперой не занимался.
С одной стороны, театр – штука очень соблазнительная, и я знаю множество групп, прошедших через это искушение. С другой – я не знаю ни одной группы (ни нашей, ни западной), ни одного артиста, которым удалось бы создать убедительный синтез музыки и театра.
Шоу – да, и чем дальше, тем лучше. Но ни Дэвид Боуи, ни Элис Купер, ни Питер Гэбриел, ни Артур Браун, никто из этих и десятков других шоуменов на своих концертах даже близко не подходил к театру. Пожалуй, что-то похожее на театр делали Pet Shop Boys, но, во-первых, нет правил без исключений, а во-вторых, Pet Shop Boys на сцене не были отягощены электрическими гитарами с тянущимися от них проводами, барабанными установками и микрофонными стойками.
Драматургия театра не основана на музыке, это слово, слово и слово. Слово и актер на сцене. Для того чтобы играть в театре, нужно быть актером. Музыкант и актер – это люди разных профессий.
Поэтому если быть честным, и фильмы с Дэвидом Боуи – это только «фильмы с Дэвидом Боуи», а не «хорошие фильмы». Дэвид – не драматический актер, так же как и Джаггер, и Леннон. Они – высочайшего уровня музыканты, и этого достаточно. Их кинематографическая карьера могла быть, могла и не быть – от отсутствия в прокате фильма «Бегущий по лезвию бритвы» в природе ничего бы не изменилось.
Но театр интересен, он притягивает, в нем хочется поучаствовать. Это соблазн.
Немаловажно еще и то, что существование «в театре» было в СССР куда как безопасней и надежней, чем существование «в рок-группе». Там были свои проблемы, но государство смотрело на театр как на что-то солидное, понятное и легко управляемое – в отличие от рок-групп, которые считались просто волосатой дрянью, и были недостойны существования.
Позже, когда пришла пора каких-то «комсомольских молодежных объединений», на которых подросшие комсомольцы зарабатывали очень приличные деньги, можно было зарегистрировать «театр» и работать под его вывеской, заниматься коммерческими концертами. Несколько групп превратилось в «театры», искренне считая, что смогут делать музыкальные спектакли. Все они очень быстро распревратились обратно – ни у одной из них ничего даже близко похожего на театр не получилось.