Три китайских царства

Нашим требованиям отвечает, как ни странно, вид Homo sapiens, формой существования которого являются устойчивые коллективы, называемые этносами или народностями, под которыми мы понимаем «коллективы особей, противопоставляющие себя всем прочим коллективам»[324]. С одной стороны, этносы граничат со специфической формой движения – развитием человечества по спирали, а с другой, через добывание пищи, – с биоценозом того ландшафта, в котором данный этнос образовался, ибо «люди в первую очередь должны есть, пить, иметь жилище и одеваться» [Энгельс], а все это они получают от географической среды, именуемой природой. Судьбы вида Homo sapiens известны на протяжении двух тысячелетий лучше, чем судьбы любого другого вида. Поэтому для решения поставленной Л.С. Бергом проблемы мы привлекаем новый материал – историю.

Не безразличен и выбор территории. История народов доколумбовой Америки, Австралии, Африки южнее Сахары и даже Океании известна столь отрывочно, что надежным пособием для проверки любой закономерности быть не может. Более полно изучена история народов Западной Европы и Юго-Восточной Азии. Многообразие факторов, влияющих на исторический процесс, затрудняет подыскание однозначных решений для частных задач и вспомогательных исследований исторического процесса в целом с учетом географического фактора. Ландшафт прибрежных территорий лишен резких переходов, и, следовательно, все природные закономерности, наличие которых бесспорно, сглажены, поэтому здесь их гораздо труднее выявить. Наиболее подходящей областью исследования является внутренняя часть Евразийского континента, четырехугольник степей, тянущийся от уссурийских джунглей до Динарских гор, очерченный с севера зоной тайги или влажных лесов, а с юга пустыней, в которую вкраплена цепочка оазисов. История обитающих здесь народов известна с V в. до н. э.; соотношение их хозяйства, быта и организации с колебаниями степени увлажнения аридной зоны изучено специально.

Очень важно, что большую часть известного нам периода евразийские степняки жили натуральным хозяйством, т. е. были крайне тесно связаны с биоценозами населяемых ими регионов. Поэтому природные закономерности в их исторических судьбах проявлялись здесь более резко и могут быть учтены.

Утверждая это, мы ни в коей мере не забываем о роли производительных сил и связанных с ними производственных отношений. Но в ранние эпохи, когда господствовало натуральное, или простое товарное, хозяйство, производительные силы общества были связаны с эксплуатацией природных богатств при довольно стабильной технике на протяжении многих веков. В этих условиях воздействие человека на природу было весьма ограниченным, главным было приспособление к ней, и, надо сказать, древние народы достигли максимальной степени адаптации к вмещающим их ландшафтам. Прирост населения в рассматриваемый период регулировался в значительной степени межплеменными войнами и детской смертностью.

Разумеется, изолированное существование таких человеческих коллективов не означало их отключения от всемирно-исторического процесса социального развития, но механизм этого явления сложен, и мы вернемся к нему специально в конце статьи.

Наша задача – проанализировать соотношение социальных и природных факторов, неотделимых друг от друга. В принятом нами аспекте целесообразно рассмотреть это население с точки зрения естественной науки – исторической географии[325] – как антропофауну, что отнюдь не противоречит наличию других аспектов, при которых исследователь ставит перед собой иные задачи. Предлагаемая работа является всего лишь осуществлением задач, намеченных IV съездом Географического общества СССР в мае 1964 г. в Москве[326].

Для решения поставленной нами проблемы крайне важен выбор методики, так как гуманитарии и естественники подходят к решению одной и той же задачи совершенно различно. Для историка-источниковеда важно прежде всего установить аутентичность источника, а затем проверить его данные путем внутренней и компаративной критики. Такая методика для географа непригодна, так как авторы древних и средневековых источников никогда не интересовались проблемой, занимающей нас, и ничего по этому поводу не писали. Из их сочинений мы можем извлечь только некоторое количество фактов в хронологической последовательности и при тщательном анализе обнаружить некоторые причинные связи между событиями. Это все!

Однако ученые-естественники никогда не получают больше, а тем не менее умеют создавать «эмпирические обобщения», по степени достоверности не отличающиеся «от научно установленного факта»[327]. Только этим путем развиваются, и надо сказать блестяще, естественные науки в XX в.