Три кольца

Проехав мимо института военной вирусологии (да-да, несмотря на всю свою веру, посадские сохранили это учреждение!), мы подъехали к самому городу. После Тьмы население здесь выросло раз в пять, если не больше. Выжившие из Москвы, Мытищ, Королёва и множества других подмосковных селений постарались перебраться как можно дальше от пепелищ, и многие остались здесь навсегда. Вначале их размещали во всяких санаториях и пансионатах, восстанавливали заброшенные детские лагеря (отец ещё называл их «пионерскими», но к северной Пионерии они никакого отношения не имели, я проверял). Потом начали строить свои дома, и теперь почти вся территория между Московским шоссе и железной дорогой была застроена. А на старой карте здесь отмечены только рощи и поля. Да и дальше, на месте почти полностью сведенного Копнинского леса, тоже всё застроено. Я бы, кстати, не смог здесь жить — «железка» ведь у посадских уже много лет работает! Даже местные «добытчики» в Столицу на дрезинах и мотрисах[75] катаются. Ну, не совсем в Столицу, но до Пушкино доезжают, а там всего полтора десятка вёрст до Внешнего Кольца. Знаю — наши «стекольщики» люто им завидуют.

До тренировочного подворья — в прошлом спортивного комплекса «Луч», нам надо было проехать через весь центр Посада, мимо «Цитадели».

Как я уже говорил, посадские были людьми радушными, и, если бы не их повышенная религиозность, то контакты между нашими «государствами» были гораздо теснее. А так на каждом шагу кресты-распятия, по любому поводу богослужение или крестный ход — на мой взгляд, непонятно, когда они работать успевают! Правда, народу у них много — точнее, столько же, сколько у нас, но на почти втрое меньшей площади, и болота реже встречаются.

И сейчас нашей маленькой колонне преградила путь какая-то религиозная процессия — впереди несли здоровенный медный крест, над головами развевались хоругви, а возглавлял шествие православный священник с медным сосудом, которым он покачивал, окружая себя дымом. Кажется, это называется кадило, но я не уверен, если честно. Толпа была внушительная, человек триста, если не больше. В основном женщины, но и мужиков хватало. Вышли они справа, со стороны главной железнодорожной станции и заняли весь проспект Божественного Откровения, по которому мы и ехали. Карта мне подсказала, что ещё двадцать девять лет назад проспект этот был «Красной Армии», но никто из местных это название при мне ни разу не употреблял, из чего я в своё время сделал вывод, что переименовали его в первые годы после Катастрофы. Шествие, скорее всего, направлялось к Цитадели, до которой отсюда было чуть меньше километра, а это значило, что в ближайшие полчаса нам тут проезда не было.

«Вот, блин горелый! Вляпались на пустом месте», — ругнулся я про себя и спросил сидевшего за рулём Мистера Шляпу:

— Знаешь, как объехать?

— Не вопрос, командир! — оптимистично ответил Саша. — Через вокзал ихний, а там мимо Гостевого двора и по Вознесенской обгоним этих. А не обгоним, так до Валовой доберёмся и там проедем.

— Ну, если знаешь, так поехали, нам спешить надо.

Буквально через десять минут и полтора километра мы действительно выскочили на главный проспект Посада, обогнав толпу верующих метров на триста, и спокойно покатили дальше, любуясь величественной картиной Троице-Сергиевой Лавры.

Через пару километров мы свернули на так и оставшуюся непереименованой улицу Матросова, и я скомандовал:

— Саш, вот сюда, к КПП сворачивай. Да, за этим большим зданием.

Перед воротами «тигры» остановились, и я вылез наружу. Бросив взгляд на огромный металлический медальон, изображавший букву «Л», вписанную в стилизованное солнце, и надпись «луч», располагавшуюся в левой нижней части я направился к двери пропускного пункта.

Внутри, у турникета сидел смутно знакомый мне дюжий инок, который, разглядев меня, встал с табурета и радушно поздоровался:

— Здравствуйте, Илья Васильевич! Как здоровье ваше?

— И тебе не хворать! — сказал я в ответ. — Я к отцу Никодиму.

— Так точно. Наставник мне уже звонил, — и он покосился на чёрный телефонный аппарат, стоявший на тумбочке. — Машины ваши снаружи оставьте и проходите. И автоматы.

— Спасибо тебе, отрок Николай, — я вспомнил, как зовут этого бойца, как и то, что пару лет назад по просьбе Никодима проводил здесь семинар по рукопашному бою на ограниченном пространстве, и этот парень был в числе занимающихся.

Высунувшись в дверь, кликнул своих ребят, и мы степенно, по одному, прошли через турникет.

В большое здание, бывшее в прежние времена плавательным бассейном, нам не надо, келья Никодима была в другом здании. И как раз от него нам навстречу поспешал невысокий и щуплый монашек. Увидев меня, он широко заулыбался и радостно замахал руками, приветствуя.

Я улыбнулся в ответ:

— Привет, Ахметка! Как жив, как здоров?

Брат Ахмет, чернявый и горбоносый подобно большинству своих соплеменников был местной достопримечательностью. Сразу после Катастрофы большинство «весёлых людей с гор» с лёгкостью вспомнили давние традиции предков и начали жизнь абреков[76].