Три комнаты на Манхэттене. Стриптиз. Тюрьма. Ноябрь

— Потому что я устаю от тебя.

После небольшой паузы Наташа добавила, тщательно подбирая слова:

— Понимаешь, ты слишком все усложняешь. У тебя просто потребность создавать вокруг себя разные драмы.

Ну ее ли вина в том, что драмы буквально преследуют ее? Разве не вкладывала она всегда страсть и увлечение в любое дело, которым ей приходилось заниматься.

Наташа должна была бы понять. Она же рассказала ей все о своем прошлом.

— В возрасте четырех лет, как сегодня Пьеро, я спала у соседки на улице Коленкур, пока моя мать танцевала в ночных кабаре. А в восемь лет она отдала меня в школу танцев, где я испытывала ужасные муки, обучаясь ходить на пуантах и всячески ломать свое тело. Тем временем мои брат и сестра в Голливуде жили как подобает детям богачей. Ты знаешь, как зовут моего отца?

И она открыла ей его имя: это Жозе Дельгадо — знаменитый певец, известный по многим фильмам. Его фотографии часто можно видеть во всех газетах.

— Я же родилась слишком рано, когда он еще никем не был и делил с моей матерью маленькую комнатку на Монмартре. Он не женился на ней и уехал в Соединенные Штаты, когда мне исполнилось два года. Там он был женат трижды, у него появились другие дети: говорят, что он собирается развестись в очередной раз, чтобы вступить в новый брак.

— Тебе-то что до того? — спросила Наташа.

Она не понимала Селиту. Ведь и она должна была чувствовать себя несчастной, поскольку рассталась с мужем и дочерью. Что же касается Мари-Лу, то той достаточно было перестать быть служанкой, не вставать больше в шесть часов утра, чтобы все проблемы для нее были решены. Время от времени она влюблялась в кого-нибудь недели на три или на месяц. Последней ее любовью был крупье мрачного вида, делающего его похожим на гробовщика.

С шестнадцати лет Селита в качестве танцовщицы театра оперетты стала разъезжать по маленьким городкам и второсортным казино, ела чаще в поездах и вокзальных буфетах, чем в настоящих ресторанах.

В ее жизни появился мужчина, когда ей было двадцать два года. Она жила с ним в отеле на бульваре Сен-Мартен и строила планы на будущее. Когда она забеременела, ей показалось, что он разделяет ее радость. На третьем месяце она еще танцевала в Шатле.

Ее любовник занимался бизнесом в области импорта и экспорта, и она уже мысленно поздравляла себя с тем, что скоро расстанется с театром. У них будет домик в пригороде, еще несколько детей, а позже появится автомобиль.

Казалось, все шло хорошо, когда одна женщина — хитрая брюнетка небольшого роста, даже не такая уж и привлекательная — сумела переманить к себе ее любовника.

— Понимаешь, Наташа, они поженились и живут счастливо. У них трое детей, они уже ходят в школу.

— Ну а твой ребенок?

— Мой умер. Это была девочка. Поскольку ее отец бросил меня, она принадлежала только мне одной.

Она ждала поддержки или хотя бы одобрения.

— Тебе это понятно?

— Что же с ней случилось?

— Мне не хотелось помещать ее у кого-нибудь в деревне, как это многие делают, я хотела видеть ее всегда около себя. Вечерами я, как и Франсина, оставляла девочку у соседки. С сыном Франсины ничего не случилось. Ничего с ним и не случится. Вообще с другими ни с кем ничего не случается. А моя малышка, когда ей было тринадцать месяцев, задохнулась под тяжестью тела соседки, которая положила мою дочку в свою кровать, так как она плакала. В тот вечер соседка была сильно пьяной, даже утром от нее разило алкоголем, и она ничего не заметила.

— Не везет тебе, бедняжка!

На это Селита ответила:

— Дело не в невезении, а в несправедливости.

Она была полна решимости защищаться, если нужно, атаковать. Оперетт больше почти не ставят. Редко сейчас требуются танцовщицы в театры или же хотят иметь там только совсем молоденьких.

— Мне тридцать два года, скоро будет слишком поздно.

Селита не любила рассказывать о том, чем ей приходилось заниматься последние десять лет.

— Через некоторое время меня не возьмут даже продавщицей в универмаг!

Задумывалась ли о будущем Мари-Лу? А Кетти? А Наташа? Надеялись ли они еще найти мужчин в «Монико» или где-нибудь в другом месте?

«Никто никогда не считался со мной. И я не буду ни с кем считаться!»

Тем хуже для мадам Флоранс, если Селита одержит верх!

Борьба велась между ними тремя, ибо прежде всего нужно было победить Леона. Он хотел, чтобы его принимали за мужчину, и он считал, что обладает богатым опытом. В его глазах девушки, появляющиеся для работы в «Монико», заслуживали не более одного-двух его визитов. После чего он переставал ими интересоваться. Он был вроде скотовода, который отмечает своим клеймом принадлежащий ему скот.

Но вот прошло шесть месяцев, а он все еще не порвал с Селитой. И ему было бы трудно объяснить, как ей удалось этого добиться. Иногда ей приходило в голову, что он угадал, чего она хочет.

— Знаешь, малышка, — объявил он ей уже на вторую неделю, — ты зря стараешься. Ничего у тебя не получится. Так, иногда переспать с тобой разок-другой — это вполне возможно, но не более. Тут и похитрее тебя пытались зацепить меня, но ничего не вышло. Спроси лучше у моей жены.