Три комнаты на Манхэттене

Жув слыл легкомысленным парнем, ничего не принимавшим всерьез, как и положено питомцу Школы изящных искусств. Этот повеса не мог спокойно пропустить ни одной машинистки, чтобы не ущипнуть ее или не дать ей шлепка. Даже мадемуазель Валери, самую уродливую и нескладную в конторе. А она считала своим долгом всякий раз испуганно вскрикнуть, словно он пытался ее изнасиловать.

Жув жил в мастерской на набережной Великих Августинцев, всегда с какой-нибудь подружкой, но почти каждый месяц — с другой. Зачем он их менял, было не очень ясно, поскольку все девушки походили друг на друга — маленькие, чернявые, с большими ласковыми глазами.

Когда Жув, по своему обыкновению, посмеивался над кем-нибудь, он становился похож на великовозрастного светловолосого мальчишку с лукавыми глазами. На самом же деле он был одних лет с Кальмаром, и они знали друг друга еще с той поры, когда учились в Сорбонне и посещали «Колокольчик» — дешевый ресторан на набережной Турнель, где было всегда лишь одно горячее блюдо, написанное мелом на грифельной доске.

Однажды хозяин ресторанчика вычитал в газетах, что некоторые его коллеги разбогатели, принимая в виде платы за обед полотна молодых художников, и решил иногда тоже брать произведения учащихся Школы изящных искусств.

Продолжал ли Жув писать картины? Он утверждал, что да. И это было вполне вероятно, хотя в речах Жува трудно было отличить серьезное от зубоскальства.

— Знаешь, старина, придется мне жениться. Надеюсь, ты будешь свидетелем?

— На ком же ты женишься?

— На Алине, черт побери. Мы уже три месяца вместе, и она заявила, что беременна… Ну а поскольку ее отец — полицейский какого-то участка в районе Изера… — И Жув добавил с комическим вздохом: — Всегда надо спрашивать у подружек, кто их отец. Нет, ты представь себе! Полицейский! А почему не солдат муниципальной гвардии?

Это было больше полугода тому назад, поздней осенью. Перед Новым годом Кальмар спросил:

— Как поживает Алина?

— Алина? Какая Алина?

— Ну, дочь полицейского?

— Ох, голубчик, понимаешь, во-первых, он оказался не полицейским, а всего лишь путевым обходчиком, во-вторых, в один прекрасный день Алина подцепила на танцах какого-то молодого субчика и удрала от меня.

— А ребенок?

— Думаю, что никакого ребенка не предвиделось. Впрочем, меня это не интересует. А ты еще не видел Франсуазу? Она со мной всего три недели, но теперь я уверен — это всерьез.

Кальмар порой завидовал Жуву, но, присмотревшись к нему, понял, что друг его не так уж счастлив и шутит, только чтобы скрыть грустное настроение.

Жув тоже наблюдал за Кальмаром — особенно сегодня. Их закутки сообщались. У Боба было нечто вроде студии художника — большой чертежный стол возле окна, эскизы моделей, приколотые к стене, и повсюду на полу самые неожиданные предметы из пластмассы. Патрон каждую неделю притаскивал ему что-нибудь новое.

— Взгляните-ка на это ведро, Жув. Это наш новый конкурент. Неплохо, но мы можем сделать лучше. Прежде всего закруглим края…

Закруглять! Это он обожал. Как ни странно, но, быть может, именно в этом таился частично секрет его успеха. Придать предметам из пластмассы, независимо от их назначения, более округлый, более мягкий, более привлекательный вид.

— Если у ведер, тазов или зубных щеток грубые линии — покупатели считают их барахлом.

Иногда Жув, сняв пиджак, заходил к Кальмару…

— Похоже, что в каталоге «Сирс-Робак» ты найдешь кучу новых штуковин…

У каждого из них была своя, своеобразная профессия. И само собой разумеется, у каждого и почти у всех сотрудников фирмы был свой титул. Жув именовался художественным директором, а Кальмара возвели в сан директора по заграничным поставкам. Все это было забавно. И тем не менее приносило ощутимые результаты, несмотря на то что «технический директор», он же «заведующий лабораториями», провел добрую половину жизни, делая анализы мочи.

Клиентов приводили в выставочный зал на первом этаже, но остерегались показывать им замечательные лаборатории и конструкторские бюро. Главным конструкторским бюро была мастерская Жува, хотя существовали и другие, как будто более солидные на вид, укомплектованные инженерами и специалистами, окончившими технические институты. Такие бюро имелись на заводе в Нантерре и в других филиалах, но прежде всего — на ультрасовременном заводе в Брезоле, где трудилось двести рабочих и работниц.

Однако в Нейи находился мозг всего предприятия и кабинет самого патрона, обставленный так же просто, как комната уборщицы на третьем этаже или чуланчик, где ночевал шофер Мишель, когда не успевал вернуться домой.

Лаборатория помещалась в глубине двора, в бывшей мастерской, из которой убрали все старое оборудование и постепенно полностью преобразили. Маленький кругленький господин Расине производил там опыты, напоминавшие детские игры: испытывал различные химические составы, смешивал краски, орудовал прессом с помощью Каду, бывшего кладовщика скобяной лавки, считавшегося мастером на все руки.