Три комнаты на Манхэттене

Маргарита еле волочила ноги, словно ей был нанесен смертельный удар. Она становилась все более вялой и, когда ходила за покупками, то и дело останавливалась, прижав руку к груди и улыбаясь для отвода глаз. Она не хотела, чтобы ей сочувствовали, расспрашивали о здоровье. Во время своих остановок притворялась, что разглядывает витрину, а потом шла дальше мелкими шажками, в которых уже не было прежней легкости. Может быть, это все комедия, рассчитанная на Эмиля? Он знал, что с Маргариты станет, и поэтому не позволял себе надолго растрогаться.

Жена мясника спросила ее:

— Что с вами, госпожа Буэн? У вас усталый вид.

— Я чувствую себя как нельзя лучше. Дайте эскалоп граммов на сто, — ответила она.

Жена мясника была с юга: «усталый вид» в ее устах значило «краше в гроб кладут».

Буэн тоже сдавал, походка у него стала почти такая же, как у жены, он так же вздыхал, вздрагивал, когда включались моторы. Улицу Фёйянтин он обходил стороной и старался ни о чем не вспоминать. Этот кусок жизни представлялся ему теперь почти неправдоподобным.

Он с трудом убеждал себя, что это с ним в самом деле было, что он жил на свободе и разыгрывал из себя хозяина бистро, а вечером при нем, не стесняясь, раздевалась пухлая бабенка с еще крепким телом.

Они завтракали воскресным утром в Сен-Клу, в ресторанчике, словно влюбленные или молодожены…

В отместку он доставал блокнот с отрывными страничками и писал угловатыми буквами: «Кот».

VIII

Сколько прошло с того утра, когда он, несмотря на грипп, встал с постели и спустился в подвал, где нашел уже окоченевшее тельце кота? Буэн не помнил. Все даты перепутались. Да и не имеет это никакого значения.

Существовала госпожа Мартен. Он всего раз видел ее несколько месяцев назад, и то издали. Очевидно, она переехала из этого квартала, а может, покупает продукты где-нибудь в другом месте.

Существовала Нелли. Существовала Маргарита — на другой стороне улицы.

Существовал железный шар; он раскачивался на фоне неба и со злобой крушил стены, которые еще хранили следы живших среди них.

Существовали ветер, дождь, град, снег.

Экскаватор все глубже вгрызался в землю, натыкаясь на трубы и кабели; он разрушил канализационный трубопровод, и три дня весь квартал задыхался от вони.

Существовали рабочие на стройке, говорившие с самыми разными акцентами, — итальянцы, испанцы, даже турки.

Существовали жестокие записки, которые пишет Маргарита, ну и он тоже.

Существовали…

Он тоже все еще существует. Встает в шесть утра, принимает душ, бреется, спускается вниз, приносит с улицы мусорное ведро, потом делает свою долю домашних работ, но сперва выпивает стакан, а чаще два или три вина. Раньше он столько не пил. Затем — дрова. Нельзя забывать про дрова. И вообще ничего нельзя забывать, надо следовать заведенному распорядку.

Ноябрь. Снежная крупа. Напротив растут стены нового дома, в опалубку перед бетонированием укладывают арматуру. Пять вечера, а Буэн уже сделал все, что положено: купил, поел, вымыл посуду. Он подремывал в кресле в гостиной, пока не спустились сумерки, и вдруг, открыв глаза, обнаружил Маргариту, сидевшую на своем месте. Такую же неподвижную, как попугай. Она не смотрела на Буэна. Они уже давно не смотрят друг на друга.

Буэн брел по улице. Он чувствовал потребность подышать воздухом. По пути заглянул в бистро, выпил. Допьяна он никогда не напивается, хотя пьет много.

— Сволочи… — машинально пробормотал он. Он никого не имел в виду. Просто теперь повторял время от времени это слово, как заклинание.

В далеком прошлом, когда они еще разговаривали, Маргарита иногда в самый неожиданный момент тихо шептала: «Иисусе, Мария, святой Иосиф…» Буэн удивлялся, и она однажды объяснила, что всякий раз за это ей отпускаются триста дней (кажется, она сказала «триста»), которые она проведет не в аду, а по крайней мере в чистилище.

Можно заглянуть к Нелли. Она посмотрит на него с сострадательной улыбкой: он ведь еще больше постарел. Интересно, будет ли у него желание и силы пройти с нею в кухню?

Два года? Или три?

Нет, он не помнит. Куда-то спешат прохожие. И спешка их так же бессмысленна, как унылые освещенные витрины, на которые из-за холода и ветра никто и не смотрит.

Да, он устал. Теперь-то он это понимает. Женщины куда выносливей. Статистика права.

Когда Анжела…

Нет, то была Нелли. Нелли, но с улыбкой Маргариты…

В сущности у них у всех одинаковая улыбка, означающая, что в конце концов выигрывают они.

В широкополой шляпе и платье «принцесса», держа в руке зонтик, она стояла на берегу…

Это она сказала, что фасон назывался «принцесса». Он видал такие платья на улице, но страшно давно…

Больница Кошена. Дальше по правую руку — тюрьма. А между больницей и тюрьмой тупик, в котором всего один ряд домов, и бывает удивительно, когда видишь, что окна в них светятся.