Три короны для Мертвой Киирис

Киирис попросила, чтобы тело императора опустили в склеп, где был похоронен его отец. В происходящей вокруг вакханалии замок со всеми его обитателями стал слишком шумным местом. В каменном пристанище склепа она нашла покой, тишину и уединение с любимым. Киирис долго и неторопливо омывала его тело, вычесывала длинные волосы и наслаждалась каждой чертой бесконечно родного лица. Он не умер, нет. Он стоит за дверью и ждет ту, что укажет ему обратный путь. Потому что она лишь крохотная частичка, без которой мир не рухнет в пропасть, а Дэйн — скала, о которую разобьются все невзгоды многотысячной империи. Мир не станет лучше или хуже, если она, последняя мейритина, превратится в имя без воспоминаний, судьбу без будущего.

Осколок она поставила так, чтобы видеть в его отражении лицо Дэйна. Где-то там, по ту сторону реликвии, ее император бродит бестелесной неприкаянной тенью, и каждая минута промедления отдаляла их друг от друга в этом бесконечном лабиринте.

Рунн, как она и просила, появился, едва село солнце. Он больше не выглядел затравленным, но и счастья от обретенной власти на его лице не было. Только бесконечная тоска и желание найти хотя бы крохотную лазейку, чтобы сбежать от власти, которая оказалась для него непосильной ношей.

— Осколок? — Рунн посмотрел на него с отвращением. — Он как-то связан с исчезновением Раслера?

— Если тебя действительно интересует ответ, я могу сказать, но это все равно уже ничего не изменит. Мы все стали заложниками обстоятельств и каждый нашел свой пусть на свободу. Раслер, как ты и, сделал выбор. Мне не хочется думать, что его жертва была напрасной.

Рунн не стал лукавить и остался верен своей нелюбви к младшему брату: новость об исчезновении Раслера его нисколько не огорчила. В стремительно крушащемся мире эта стабильность предавала Киирис уверенности. По крайней мере, это место не будет испачкано ложью.

— Ты должен сделать это, Рунн. Одной мне не справиться.

Ей не нужно было объяснять, что именно от него требовалось: Наследник тени все понял без слов. Понял — и во второй раз за день оступился, пятясь назад. Киирис пошла на него, поймала за руку до того, как он оказался на лестнице и затащила обратно. Он не упирался, но получив свободу, обязательно бы нова попытался сбежать. Пришлось вцепиться его ладонь смертельной хваткой: если и вырвется, так уж вместе с рукой.

— Во мне слишком много … меня. — Как же ему объяснить, что только избавление от реальности позволит ей ослабить остатки своих душ? — Я — цена за его жизнь, Рунн. Ты либо принесешь в жертву меня, либо останешься в веках никудышным императором. Мы оба знаем, что не ты был рожден для этого, мы оба знаем, что твой главный поступок в жизни еще только предстоит совершить. Не сражайся против того, что было решено не нами. Просто исполни свое предназначение.

— Я не могу, — обреченно простонал тенерожденный.

— Можешь. — Если потребуется, она станет утесом, об который разобьются все волны его нерешительности. Лучше бы, конечно, не затягивать с этим слишком долго. — Можешь и сделаешь.

— Ненавижу тот день, когда привез тебя в Мерод, — выплюнул ей в лицо Рунн. Обхватил ее за талию, притянул к себе.

Плевать, он говорит это от бессилия.

Все они любили ее, каждый по-своему. И она, по-своему, дорожила каждым из них. Возможно, когда-нибудь, когда они и их дети, и внуки, и дети внуков станут прахом в земле, ей будет даровано прощение. То, которое Киирис не хотела и не могла дать себе самой.

— Ты обязательно еще будешь счастлив, Рунн, — сказала она, услужливо подставляя шею.

Его рука не дрогнула, и мастерское прикосновение к шее оказалось почти приятно-ласковым. Киирис услышала, как где-то внутри ее головы раздался разочарованный вопль и счастливо улыбнулась.

Рунн бережно уложил ее около брата, так, чтобы перед смерть Киирис могла видеть в зеркале отражение Дэйна. Она не разобрала его сбивчивый шепот, потому что была слишком слаба, чтобы хвататься за ненужную и бессмысленную реальность. Ее место было там, в Осколке.

Жизнь медленно и неумолимо вытекала из нее, превращаясь в подобие дорого красного шелка для их с Дэйном странного ложа. Киирис отчаянно тянулась к зеркалу, звала реликвии и подчиняла своей воле. А когда, наконец, гладкая поверхность распахнулась перед ней, мейритина схватила тень Дэйна за руку и одним рывком, в который вложила все силы, вытолкнула в реальность.

«Пожалуйста, пусть все получится. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…»

Мир расплывался перед глазами, ее стремительно утаскивало в зеркальный водоворот, в мир, где живым не было месте. В мир, где она разменяла себя на куда более важную жизнь человека, которого любила всем своим израненным сердцем.

Но перед тем, как она окончательно перешагнула за грань, Киирис все же увидела в отражении, как дрогнули светлые ресницы Дэйна, как он, морща лоб, с трудом открывает глаза, пробуждаясь словно ото столетнего сна.

— Киирис…?