Три краски

Лара положила трубку и призадумалась. Плакать уже совсем не хотелось, зато на душе стало как-то уж совсем неспокойно. Она подошла к столу, вытащила толстую тетрадь и совершила еще одно действие дурацкое (впрочем, ей было свойственно поступать неразумно): ровным почерком написала сначала дату «20 декабря 2011 года», а затем поставила счет «10:1» – счет ее сегодняшних неприятностей. Такая привычка у Лары была с самого детства – мама учила ее всегда перед сном делать выводы о прошедшем дне.

Написав, она долго смотрела на числа, затем пролистнула несколько страниц назад. Везде зло преобладало над добром: «6:3», «4:1», «7:4», но все-таки сегодняшний день – рекорд.

США, Лос-Анджелес

Из съеденных записей Джона Хемистри

Наконец они дали мне бумагу и ручку. Только сегодня, хотя я просил об этом на протяжении всего времени, что нахожусь здесь. На самом деле я разгадал их коварные планы. Они хотят узнать, где оно – мое творение! Они хотят выяснить, куда я его спрятал, и наивно надеются, что я доверю эту тайну бумаге. Но я не так прост! Сейчас я пишу это, но, как только окончу страницу, сразу же ее съем. Зачем тогда мне все это? Чтобы духовно выжить!

Мне важно мыслить, держать свой мозг в напряжении! К тому же я привык вести дневник, и мне хочется выговориться! Я не могу никому рассказать о том, что произошло со мной в последние несколько дней – как круто повернулась моя жизнь в тот самый момент, когда я удалил из компьютера все свои исследования, усыпил мышей и бежал, захватив три вакцины.

Я думал, мне удастся исчезнуть. Черный ход, к которому я устремился, выходил в цех по производству красок для волос. Как раз тот самый цех, в котором частенько ошивался этот очкастый предатель, Меркенсон.

Я бежал по мостику над лентами, на которых длинной чередой тянулись открытые тюбики с краской. До двери, выходящей из цеха, оставалось совсем чуть-чуть. И тут я услышал, как меня окликнули. Обернувшись, я увидел Меркенсона – он тоже бежал по мостику, вслед за мной. Черт! Я понял, что, даже если удастся выбраться из цеха, меня все равно схватят – по всей видимости, холдинг оцеплен! Это Кристин, это все она – гадкая, лживая натура! Женщинам нельзя доверять! Теперь это научно доказано, ведь оба моих эксперимента по построению отношений с ними позорно провалились! На этот раз положение мое оказалось даже хуже, чем раньше. Я посмотрел на Меркенсона. О, как я его ненавидел в тот момент! Я даже на секунду пожалел, что не могу ему врезать: во-первых, не позволяет воспитание, а во-вторых, сейчас не тот момент, когда стоит тратить драгоценное время на драку.

– Стой, Джон! Тебе некуда бежать! Тебя все равно поймают! Лучше расскажи все! Ты обогатишься, поверь мне! – орал этот тип, и я почувствовал отчаянье: неужели ловушка захлопнулась?..

Теперь мне остается только выпить эликсиры и умереть, потому что они предназначены лишь для наружного применения. Это будет смерть во имя науки. Героическая смерть, но, о Эйнштейн, ведь я еще так молод и так талантлив!.. Я мог бы сделать для человечества еще так много!..

И вдруг Меркенсон споткнулся – и это вполне объяснимо: мостик состоял из мелких прутьев, таких частых, что провалиться сквозь них было невозможно, но вот зацепиться ботинком легко, а Томас был обут в эдакие стильные бутсы с узкими носами. В общем, он упал, и это дало мне несколько драгоценных секунд. Я уже хотел привести в исполнение свой героический план, но вдруг взгляд остановился на проезжающих мимо по ленте тюбиках. В том месте, где стоял я, они проезжали еще без колпачков, зато почти сразу за мной на конвейере имелась специальная насадка, их закупоривающая.

Обернувшись на Меркенсона и убедившись, что он, пытаясь подняться, совсем не смотрит на меня, я вскрыл пробирки и вылил содержимое в краски – в первые три проезжающие мимо тюбика. Не думайте, будто я сделал это из страха за свою собственную жизнь, я поступил так ради всего человечества, ведь моя жизнь, мой гениальный мозг принадлежат не мне, а ему! Я не могу лишать людей новых суперважных открытий!

Итак, я влил содержимое пробирок в краску и сделал это как раз вовремя, потому что, стоило тюбикам отъехать на метр, Меркенсон снова оказался на ногах и помчался за мной. Я тоже пустился бежать – нужно было как можно дальше увести преследователя от драгоценных флаконов. Я быстро преодолел расстояние до двери, отворил ее и… увидел на пороге Кристин.

– Прости меня, Джо! И помни, я люблю тебя! – фальшиво воскликнула она.

И в этот миг я почувствовал дикую боль в затылке и упал.