Три краски

Погруженная в свои мысли, Лариса даже и не думала смотреть под ноги. И – снова неудача – налетела на кирпич и, разумеется, грохнулась прямо на асфальт. Коленку обожгло жгучей болью. Чувствуя себя неуклюжей тетерей, Лара ужасно разозлилась. Прежде всего, конечно, на себя, ну и на остальной мир в придачу. Как назло, этот навязчивый парень подбежал и стал донимать ее расспросами, тут же перейдя на «ты»:

– Тебе не больно? Где болит? Давай я тебе помогу встать!

Ну что за день такой сегодня? Что он здесь делает, этот Пашка? Лара разозлилась, как никогда.

– Да отстань ты! – воскликнула она в сердцах. – Не до тебя сейчас! Не понимаешь, что мне больно?

Парень сделал шаг назад.

– Но на земле сидеть нельзя. Холодно ведь, – тихо добавил он, – застудишься!

Фу, какие слова! Так только мама ей говорила, когда Лара была маленькой! А этот Пашка… липкий он какой-то, наверняка классический маменькин сынок и прирожденный подкаблучник. Весь такой хороший, весь правильный, аж до зубного скрежета! И чистенький… Лара посмотрела на испачканный рукав своей куртки, и ей вдруг стало себя так жалко, до слез! Кобра с утра до ночи в студии пилит, Вадик, оператор, ее ни во что не ставит, Кирилл не обращает никакого внимания, еще и с Алинкой гуляет, мама в гости не пускает, а она сама… она сама выдумывает несуществующую жизнь. У Ларисы не хватает смелости признаться, что она – попросту неудачница. Она готова была разреветься прямо сейчас, но Пашка все еще стоял рядом – опять же, к несчастью. Лара сглотнула ком слез, попробовала встать. Не получилось. Нога жутко ныла.

– Ладно, помоги мне встать! – неохотно разрешила она наконец. Получилось грубовато. «За что я с ним так? Он-то ни в чем не виноват…» – подумала Лара и, чтобы исправиться, поспешно добавила: – Пожалуйста.

Павел потянул ее за локоть. Боль в колене усилилась, когда Лара встала на ноги.

– Больно! – стиснув зубы, простонала девушка. – Нет, подожди! Так не пойдет! Вернее, так не дойдет нога… до метро… Вернее, я не дойду до метро! Можешь мне помочь добраться до какой-нибудь лавочки? Мне нужно присесть. Я посижу, отдохну немного и пойду дальше.

– А если боль не пройдет? – покачал головой Павел. – Нет, давай я тебя до дома доведу, так спокойнее.

– Да говорю тебе, не могу я идти! Больно!

– Ну ладно! Вон там скамейка. Пойдем, посидим, ты придешь в норму. И дальше поковыляем, – предложил Павел.

Лара хотела возразить, но здравый смысл все-таки победил – без помощника ей явно не справиться. Останавливаясь через каждый шаг, они потихоньку доползли до скамьи.

– А может, перелом? – озадачилась Лара и вздохнула: не везет так не везет!

– Ну-ка пошевели ногой. Да нет, все нормально, видишь, двигается. Скорее всего, серьезный ушиб, – сказал Павел с таким серьезным профессорским видом, что Лариса не выдержала и вдруг расхохоталась.

– Ты чего? – не понял юноша.

– Да ничего, – смеялась она. – Нянчишься со мной, как с маленькой. Вот свалилась я на твою голову. А еще ухаживать за мной собрался, герой! Представляешь, сколько бы со мной было проблем – ведь я только и делаю, что собираю беды.

– Да ладно, скажешь тоже, – не поверил Павлик. – Какие еще беды ты собираешь?

– Да никакие! – Лара вдруг перестала смеяться и шмыгнула носом. – Все валится из рук. Все плохо. Уже жить не хочется, честное слово! – Из глаз все-таки полились слезы. Чтобы загнать их обратно, Лариса закинула голову, но они, противные, не слушались и все текли и текли.

– Так, теперь ты еще и плакать вздумала, – вздохнул Павел и присел рядом на скамейку. – Странная ты, честное слово. И падаешь на пустом месте.

– Там был кирпичик, – возразила Лара.

– Не знаю, я никакого кирпичика не заметил. Короче, не важно, падаешь. Теперь плачешь. Что с тобой происходит?

– Да ничего. – Лариса снова вздохнула. Пашка умел разговаривать с женщинами, это очевидно, и отчего-то ей вдруг показалось, что ему можно доверять. – Москва, Москва… – с горечью проговорила она. – С детства эта Москва грезилась. Ахтубинск – маленький. В Ахтубинске жизни нет. В Ахтубинске задохнуться можно. Представляешь, так и говорила! Думала, ну как же это я буду в этой дыре жить? Работать, как мама, медсестрой за шесть тысяч? Нет уж, увольте! И вот я здесь! И кто я? Где она, эта жизнь? Где он, воздух свободы? Где оно, счастье? – Лара почувствовала, что замерзла, и накинула капюшон. – Знаешь, я теперь только понимаю – правильно говорят: «Где родился, там и пригодился». Надо валить отсюда! Ну ничего, не пропаду и в Ахтубинске. Устроюсь там на местное телевидение. Там меня будут уважать, с московским-то опытом. Буду зарабатывать копейки, зато…

– Ну ладно, размечталась! – оборвал ее Павел. Лара посмотрела на него и заметила, что он улыбается. – Я, как коренной москвич, твое мнение не разделяю! Лучшего города ты не найдешь! Ну вот смотри: тут ты борешься, творишь, что-то пытаешься доказать. А там что – две крыши и одна водопроводная труба? И снимать по пятьдесят раз в год репортажи о достижениях местной администрации или сенсацию о спасенной с дерева кошке? Нет, это точно не для тебя!