Три красных квадрата на черном фоне

— Знаете, доктор… Я был прав, что отказался от ваших сеансов. Когда ты уже скатился вниз, когда из хозяина превратился в раба, чтобы выбраться из этой пустыни, есть один путь, медленный и нудный — испытание обыденностью. Никогда еще я не чувствовал себя больше левшой, чем сегодня.

Я вышел из кабины, комкая в руке квадратик бумаги.

В буфете Лионского вокзала меня ждут люди. Я представляю их себе. Беатрис умирает со страха, неподалеку один или два типа сидят за чашкой кофе и делают вид, что разглядывают табло отправления поездов, Дельмас тоже тут, засел в таможне, и еще у каждого выхода по человеку.

В другой кабине, у моста Сюлли, я предпринял еще одну попытку. И разозлился на себя, что подумал о Веро… Это продлилось всего несколько секунд, она только успела промямлить что-то от удивления и от страха, да, и она тоже, «ты… ты…», она не могла подобрать слова, я не стал ей помогать, и она повесила трубку. А я принялся додумывать за нее, представляя себе все, что она могла подумать: я убийца, я всегда хотел ту картину из хранилища, Нико ни за что не отдал бы мне ее, я убил Нико. Почему нет?

Остров Сен-Луи.

Некуда податься.

Мне хочется замуроваться заживо. Самому. Пока этого не сделали другие. Я думаю о прожитых годах, о людях, с которыми мне довелось обменяться хоть словом. Среди последних Лилиан, Жак, Кост. Ну, эти уже рассказывают душераздирающую историю о скрытном, кровожадном монтажнике, с которым они виделись каждый день, ни о чем не подозревая. «Никто никогда не знал, чем он занимается после шести вечера».

Что заставляло его сразу после шести выскакивать из галереи, словно его только что выпустили из тюрьмы?

Я знаю — что.

* * *

Чтобы дойти пешком до площади Терн, мне понадобился час. Следуя по возможности вдоль Сены, я всю дорогу старался идти так, будто я абсолютно невиновен. Но я заблуждался. До моста Альма я искренне думал, что у преступника в бегах должна быть своя отработанная техника, а я — всего лишь новичок в этом деле, не способный смотреть ни на что, кроме собственных ног, бледнеющий при каждой услышанной сирене.

И все лее. В недрах моего отягощенного всеми возможными и невозможными несчастьями сознания вдруг повеяло слабой надеждой, и это спасло меня от неминуемой гибели.

Они. У меня есть они. Трое, четверо, не больше, но этого так много. Я был младшим среди них, их наследником, их детищем. Они верили в меня. Когда я приходил, чтобы вместе сними выделывать разные фокусы с тремя шарами — красным и двумя белыми, — им было абсолютно наплевать, чем я занимался до шести вечера.

Я вырос на их глазах — робкий, внимательный к советам стариков. Все вместе они помогали мне отрабатывать разнообразные удары, каждый — свой коронный. Анджело рассказал мне все, что нужно знать о «накате», когда заставляешь шар делать два дела сразу и он в конце концов окончательно сходит с ума. Рене, специалист по игре «ретро», научил, как сделать, чтобы шар откатился назад, — так, словно он на полном ходу передумал и решил вернуться точнехонько в исходную точку. Бенуа, прозванный «маркизом углов», раскрыл мне все секреты игры от трех бортов. А старина Базиль показал запрещенные приемчики и всякие хитрые штуки: сальто, карамболь, винт — все то, что, в общем-то, ничего не меняет, но всегда вызывает восторг у зрителей.

Все то, что недавно было насмерть раздавлено тонной железа.

Теперь, кроме них, у меня никого нет. Если они закроют перед моим носом двери Академии, то очень скоро передо мной откроются двери тюряги. Это точно. И мне не за что будет обижаться на них: я сбежал от них как вор, а возвращаюсь как убийца. О чем тут говорить?

Мне надо было дождаться официального закрытия — одиннадцати часов. Кафе мне противопоказаны. Единственным подходящим местом в округе показался парк Монсо. Я бы с радостью улегся там на скамейку, но мне надо было выглядеть как можно приличнее — самым незаметным из прогуливающихся, достойным господином, который дышит свежим воздухом, ест сандвич, почитывает воскресную газету и думает, что за сволочь повесила на него убийство. Над последним пунктом я не долго ломал голову. Имя пришло быстро.