Три круга Достоевского

Для воспитания нравственной ответственности недостаточно наличия в обществе разного рода кодексов морали. Хотя они и не­обходимы. Одна лишь нормативная этика, предписывающая чело­веку определенные желаемые поступки, может иметь лишь в сре­де недумающих какой-то относительный успех. Поступай так-то — вот что говорит нормативная этика. Но личность неминуемо по­ставит вопрос: а почему надо поступать именно так, а не иначе? Другой кодекс учил иному.

Чтобы быть прочной, полезной, способной оказать влияние на любого человека, нормативная этика должна приобрести прочную основу. А такой основой является проблема смысла человеческой жизни, о которой я уже говорил. Надо ответить (хотя бы в пер­вом приближении) на вопрос: для чего живем? А отсюда прямо последует: как надо жить. В противном случае последнее повисает в воздухе.

Достоевский глубоко понимал этупроблему. Интересна в этом отношении запись в последней тетради писателя: «Кавелину. Вы говорите, что нравственно лишь поступать по убеждению. А отку­да же вы это вывели? Я вам прямо не поверю и скажу напротив, что безнравственно поступать по своим убеждениям. И вы, конеч­но, уж ничем меня не опровергнете. Проливать кровь вы не счита­ете нравственным, но проливать кровь по убеждению вы считаете нравственным. Но позвольте, почему безнравственно кровь проли­вать? Если мы не имеем авторитета в вере и во Христе, то во всем заблудимся. Нравственные идеи есть. Они вырастают из ре­лигиозного чувства, но одной логикой оправдаться никогда не мо­гут» [ЛН, 83, 694].

Здесь Достоевский проводит мысль о необходимости базирова­ния нормативной этики на основе решения вопроса о смысле жиз­ни. Смысл же в служении богу.

В более ранней записи — близкая к этой мысль: «Плотоядность молодежи. Да ведь вы сами того хотели. Чтоб никакого духа, вы истребили бога. — Но и без бога надо быть гуманным, любить че­ловечество. — Но на кой черт я буду гуманен» [ЛН, 83, 375]. Без­нравственность здесь выводится как прямое следствие утери смы­сла жизни.

Есть и другие записи, раскрывающие все ту же мысль: «Жизнь скучна без нравственной цели, не стоит жить, чтоб только питать­ся, это знает и работник. Стало быть, надо для жизни нравствен­ное занятие» [ЛН, 83, 406].

Можно, конечно, не соглашаться с тем смыслом жизни, которым руководствуется писатель. Но нельзя, однако, отрицать саму по­становку проблемы смысла жизни как основы нравственности.

Засилие безличности, по Достоевскому, наступает именно по­тому, что вечное заменено временным, проблема смысла жизни или не ставится или решается предельно упрощенно. Достоевский убежден в нежизнеспособности общества, в котором не задумыва­ются над вечными проблемами, над проблемами смысла жизни. «Да тем-то и сильна великая нравственная мысль, тем-то и еди­нит она людей на крепчайший союз, что измеряется она не немед­ленной пользой, а стремит их будущее к целям вековечным, к радости абсолютной. Чем соедините вы людей для достижения ва­ших гражданских целей, если нет у вас основы в первоначальной великой идее нравственной? А нравственные идеи только одни: все основаны на идее личного абсолютного самосовершенствования впереди, в идеале, ибо оно несет в себе все, все стремления, все жажды, а, стало быть, из него же исходят и все ваши гражданс­кие идеалы. Попробуйте-ка соединить людей в гражданское обще­ство с одной только целью «спасти животишки». Ничего не полу­чите...» [1895, 11, 491].

Эти мысли писатель противопоставляет отрицанию смысла жизни. Противопоставлены они мыслям людей, видящих за гробом лишь пустоту. В пределе их суть выразил Федор Карамазов. О смерти человека он сказал так: «По-моему, заснул и не проснул­ся, и нет ничего, поминайте меня, коли хотите, а не хотите, так и черт вас дери. Вот моя философия» [10, 9, 217].

Достоевский, размышляя о смысле жизни, тоже знает, что по­сле смерти человек «заснул и не проснулся». Но его заботит, что-думают, что скажут об этом человеке оставшиеся на земле, что он. заронил в их души, что оставил после себя. Жил ли он осмыслен­но и с чувством нравственной ответственности.

Личность человека бессмертна. Ибо она живет в других и че­рез других. Но чтоб стать личностью, необходимо самостоятельно подходить к действительности, жить осмысленно, ориентируясь на «быть», а не на «иметь», обладать чувством нравственной от­ветственности. Это не так просто. Но сложно не только стать, но и быть личностью.

Личность и безличность проявляют себя в деятельности.

Хотя почти никто из героев Достоевского не служит, боль­шинство из них люди активные. Они в кипении, страстях, метаниях.

Проблема деятельности более полно была мною раскрыта по второму кругу. Поэтому здесь я буду краток.

Достоевский понимает влияние деятельности на человека. Но основное внимание он обращает на другую сторону проблемы: де­ятельность рассматривается как проявление личностности.