Три круга войны

Закачалась колонна, тронулась повзводно, вышла на улицу. По городу курсанты идут бодро, весело. Впереди оркестр марш врезал — под музыку шагать легко, будто какие-то неведомые силы несут тебя. Народ высыпал на улицу, смотрят люди на солдат, машут руками: воинская часть идет по городу с музыкой — такое, видать, впервые здесь после освобождения. Чеканит шаг вместе со всеми Гурин, поглядывает весело на зрителей. «Эх, — думает, — жаль: далеко в стороне осталась Марысина улица!..»

Миновали город, перешли на вольный шаг, музыканты зачехлили трубы, повесили их за спины, а самые громоздкие инструменты и барабан положили на подводу.

…На другой день начались уплотненные занятия — наверстывали упущенное. Выходили в поле, штурмовали передний край «противника». А Гурин все поглядывал в сторону Ковеля и с тоскою думал о Марысе. Вырваться же туда у него не было никакой возможности. Написал несколько писем, но ответа не получил: то ли письма не доходили, то ли Марыся обиделась на него, что он так неожиданно ушел, не попрощавшись. Она ведь не поверит, что он и сам не знал тогда, что ждет его утром, лейтенант ведь до последнего держал в тайне их уход. Не знала она и о том, что Василий совсем рядом, а то наверняка пришла бы.

«Ах, Марыся, Марыся!.. Отзовись, Марыся, любовь моя!..»

Заграница

атальон простоял в приготовленных елагинской командой с таким тщанием квартирах совсем немного. В один из дней вдруг была подана тревожная команда, все засуетились, засобирались, построились в колонны и пошли куда-то на ночь глядя. Шли лесными дорогами в кромешной тьме. Шли долго, без привалов. Лес шумел, скрипели вековые сосны, чавкали в осенней грязи десятки сапог. Где-то за полночь начались короткие заминки, минуту-две постоят и снова трогаются, пройдут немного — опять остановка. Как на главной городской улице в час пик. Что там творилось впереди, никто не знал, высказывались предположения, что батальон заблудился. И это было похоже на правду.

Но вот, словно преодолев наконец невидимую преграду, пошли ходче, стали даже покрикивать: «Шире шаг!», «Подтянись!» И вдруг снова заминка.

— Ну, братцы, кажется, выбрались! Вон домик светится… — сказал кто-то облегченно.

— Где? Где? А, верно. Выбрались. Всё, скоро будем портянки сушить!

— Пойду в голову колонны, узнаю, в чем там дело, — сказал Максимову Гурин.

— Сбегай, узнай, — разрешил тот, кутаясь в плащ-накидку.

Батальонное начальство плотной кучкой стояло, уткнувшись в карту, освещенную фонариком. Гурин, чтобы не попадать на глаза начальству, остановился в сторонке, прислушался. Тут же стояли некоторые командиры рот и взводов.

— Да, все правильно… Но надо сориентироваться, уточнить, — сказал комбат и, подняв голову от карты, осветил лица офицеров, стоящих вокруг. — Лейтенант Елагин, возьмите одного курсанта, сбегайте в избушку, узнайте, куда ведет эта дорога и как называется их хутор.

— Слушаюсь! — Елагин козырнул, обернулся к своему взводу, позвал: — Шаповалов, ко мне! — и, не дожидаясь курсанта, похрумкал сухими ветками в сторону светящегося домика.

Гурин подошел к своему комроты Коваленкову, спросил:

— Заблудились, товарищ капитан?

— Похоже, нет. Сейчас узнаем.

Вскоре от домика послышался стук в окошко и голос Елагина:

— Хозяйка, выйдите, пожалуйста, скажите, куда эта дорога ведет?

Наступила тишина, потом скрипнула дверь и тут же раздались автоматные очереди, пули просвистели над головами стоявших на дороге курсантов и, словно град, зашлепали у самых ног.

— Ложись!

Всех как ветром сдуло — залегли, защелкали затворы, притихли.

— Коваленков, одним взводом окружить дом! — приказал комбат.

— Гурин, ты где? Бегом во взвод, передай Максимову: окружить дом! — приказал командир роты.

Василий побежал, быстро передал приказание. Лейтенант встрепенулся, выхватил пистолет:

— Первое и второе отделение — со мной, третье и четвертое поведешь ты. Я — слева, ты — справа… Понял? Пошли!

— Третье и четвертое отделение, в цепь, за мной! — скомандовал Гурин и, пригнувшись, огибая дом, побежал в темноту. Курсанты двинулись за ним. Окружили, залегли. Гурин приказал, чтобы каждый второй остался на месте и занял внешнюю оборону, а сам с остальными пополз поближе к дому. Подползли, залегли, ждут команды.

— Кто есть в доме, выходи! — прокричал лейтенант Максимов. — Быстро! Иначе открываем огонь!

Из дома вышли две женщины, остановились в темноте.

— Кто еще есть в доме?

— Никого нема…

— Кто стрелял?

— Двое тут булы… Убиглы…

— Идите к дороге! Гурин, держите окна, первое отделение, за мной! — Максимов бросился в дверь, громко спросил: — Кто здесь есть? Выходи!

В доме было пусто. Фонариками обшарили все углы — никого. Лишь на пороге валялась горстка стреляных гильз от немецкого автомата. Когда Гурин подошел к крыльцу, лейтенанта Елагина и Шаповалова уже понесли на плащ-палатках к повозкам.

До рассвета батальон лежал, заняв оборону, утром прочесали ближайшие подступы к дому, но никаких следов не обнаружили. Бандиты убежали.