Три круга войны

Гурин засмотрелся на пленных. Вчерашние отчаянные враги стояли понуро, испуганно поглядывали в сторону курсантов, которые теперь тоже с любопытством рассматривали побежденных.

Откуда ни возьмись из-за угла показался Шульгин. Как всегда в расстегнутой шинели, он шел своей торопливой походкой, будто спешил куда-то на срочное задание. Гурин заметил у него на погонах новенькую четвертую звездочку, хотел было поздравить его с новым званием, но капитан, завидя пленных, заулыбался злорадно и направился к ним, будто узнал давних своих знакомых недругов.

— А-а! Вояки! — говорил он ехидно и на ходу расстегивал кобуру. — Ну-ка, дайте мне хоть одного гада кокнуть! — Он подошел к пленным и, грозя пистолетом, стал вытаскивать одного, другого в сторонку, но те упирались, жались друг к другу. И тут, преодолев мост, на площадь поднялся еще один пленный. Шульгин увидел его, подбежал к нему, закричал:

— Хенде хох!

Тот, ничего не понимая, поднял руки, поглядывая то на своих, то на курсантов.

— Ну что, гад, отвоевался? — все с той же ехидной улыбочкой спросил Шульгин.

— Нихт ферштеен…

— А я тебе сейчас… твою мать, все объясню! — И Шульгин стал тыкать стволом пистолета ему в грудь. — А я вот тебе сейчас капут сделаю. А? Трясешься, гад?

Неизвестно, чем бы кончилась эта сцена, если бы не комбат. Увидел, закричал строго:

— Капитан, вы что, с ума сошли? Оставьте пленного!

Шульгин обернулся, посмотрел на комбата с улыбочкой.

— А ты на меня, майор, не кричи: я ведь не курсант.

— Попрошу вас не «тыкать»! Извольте соблюдать субординацию! — Майор был разъярен. Гнев душил его, и он, переждав паузу, спросил: — Вы где были вчера вовремя штурма крепости?

— Я выполнял особое задание.

— Какое?

— По этой части я вам не подчинен и не обязан докладывать.

— Да, поторопился я со званием. Вы, оказывается, не только трус, но и лжец! Я разговаривал с майором Крыловым — никто не давал вам никакого особого задания. И вообще он возмущен такой вашей активностью. Мне тоже вы плохой помощник. Так вот, капитан. Как заместитель — такой вы мне в батальоне не нужны. О вашем поведении я сейчас же доложу командиру полка, — майор повернулся и быстро ушел, нервно подергивая раненым плечом.

— Эх, капитан! — проговорил кто-то из группы курсантов. — Если ты такой горячий и так ненавидишь немцев, надо было вчера приходить к крепости: ух, навоевался бы!..

Шульгин в ответ только головой недовольно повел, повернулся и пошел прочь.

На другой день Шульгина в батальоне уже не было.

Майора Кирьянова Гурин застал в штабном подвале, в своем отсеке. Он укладывал бумаги в железный ящик, но, увидев Гурина, прекратил это занятие:

— Ага, явился!.. Давай-ка собирай все вещи. И бумаги Бутенко — тоже… Теперь тебе придется взять на себя и хозяйство парторга…

— Как парторга? А что с капитаном?

— Ты разве не знаешь? Ранило его… Тяжело… В госпиталь отправили еще вчера…

— Ранило?.. Я видел его в траншее. Прибежал — про Кутузова рассказывал.

— Да, видел и я его… Бегал, дух поднимал… — Майор прошелся задумчиво по узенькому подвальному отсеку, остановился. — Жаль капитана. Хороший был мужик. Смелый и душевный…

«Очень жаль… Мне особенно будет недоставать его: он был проще майора, доступнее; мне было с ним легко…»

— Н-да… — вздохнул майор. — На вашем участке тоже, говорят, не легко было?

— Да… Минометами так дубасил…

— Землин рассказывал: не легко… — Он помолчал. — Так что присматривай и за партийными делами… Пока пришлют нового парторга…

_______

Батальон вернулся в лагерь.

А неделю или полторы спустя, забежав по делам в штаб батальона, Гурин застал там непомерно надутого Кузьмина и необыкновенно веселого начальника штаба. Вокруг писаря на столе вровень с его головой лежало несколько стопок аккуратно нарезанных бланков, и он, высунув язык, заполнял их. На приветствие Гурина Кузьмин никак не ответил, разве что еще ниже склонил голову и еще усерднее стал что-то писать. Капитан Землин, наоборот, увидев Гурина, заулыбался, вышел из-за стола, потирая руки:

— Ага, комсорг. Кстати пришел!.. Ну-к, Кузьмин, дай-ка его бумагу!

— А я ему еще не выписал. Пусть сам себе надпишет, — и, сняв с одной стопки листок, он положил его на край стола.

— Кузьмин! — построжал капитан. — Нехорошо!

Гурин хотел было посмотреть, что там за бумага такая, но капитан заслонил собой кузьминский стол и отстранил его рукой:

— Стой. Стой на месте. — И, подойдя к Кузьмину, подложил листок ему под нос: — Ну-к, самыми красивыми буквами нарисуй ему!.. — Капитан ногтем большого пальца пригладил усы.

— Вот еще! — ворчал Кузьмин. — Мне вон сколько надо их выписать! Будто сами неграмотные…

— Пиши, пиши, Кузьмин, не балуй!

Кузьмин написал старательно что-то на бланке и отдал капитану. Землин обернулся к Гурину, подняв руку с листком, торжественно сказал:

— Принимай, сынок! Это тебе благодарность товарища Сталина за Кюстрин!

Ничего не понимая, Гурин растерянно улыбался.