Три легенды

Серый крестьянин кашлянул, напоминая о себе.

– Ладно, – сказала ведьма, – я ухожу. Все равно я не собиралась здесь задерживаться.

– Вот и славно.

– Но прошу тебя, позаботься о Мире как следует. Она была добра ко мне… Ты знаешь, что надо делать.

– Я знаю, – холодно подтвердила знахарка.

– Волк был здоров и не мог передать ей свои болезни.

– Это был твой волк, – не то спросила, не то утвердила Ршина.

Ведьма помедлила, не зная, что сказать. Медленно произнесла:

– Не совсем…

– Так я и знала! – фыркнула знахарка. – Уходи! Ты искалечила Миру, а теперь учишь меня, как надо ее лечить.

– Это не я! – повысила голос ведьма.

– Уходи! Убирайся! Прочь!

– Да кто ты такая?! – ведьма стиснула челюсти, сделала шаг к лестнице, на перекладинах которой сидела знахарка. – Что ты о себе думаешь!?

– Вон!

– Никто не смеет так говорить со мной! – Она сжала кулаки, стиснула зубы.

– Выметайся!

– Да ты!..

Каген-коротышка громко всхлипнул, словно готовясь разразиться рыданиями. Женщины одновременно посмотрели на него. Пока они ругались, он отступил в дальний угол и съежился там в тени, среди травяных веников, дрожа от страха.

Глядя на него, ведьма вдруг поняла, что секунду назад была готова совершить убийство. Она глубоко вздохнула, медленно выдохнула. Прислушалась к биению сердца. Заставила его стучать чуть медленней, немного тише…

– Уходи, – тоном пониже, но все так же непреклонно сказала Ршина.

Ведьма посмотрела в сторону Миры, затем перевела взгляд на знахарку. Напомнила:

– Дымянка, гречавка, ромашка…

– Уходи, я знаю, – Ршина властно указала на выход.

– Надеюсь больше тебя не увидеть, – сухо сказала ведьма.

– Буду рада этому.

Ведьма перешагнула порог, с грохотом захлопнула дверь за собой.

Проскрипели половицы в сенях.

Ршина быстро спустилась с лестницы, подошла к окну и смотрела, как не оборачиваясь уходит прочь непрошенная гостья.

– Почему ты ее прогнала? – жалобно спросил забившийся в угол Каген. – Зачем ты с ней так разговаривала?

– Запомни, Каген, – наставительно сказала знахарка, не отрываясь от окна, – ведьмы еще хуже, чем маги. И, кроме того, скоро полнолуние… Я должна была прогнать ее.

– Но я так испугался.

– Я тоже. Это не простая ведьма. Она что-то несет в себе… Ладно, поставь кипятиться воду, пора браться за лечение.

– Она выживет?

– Мира? Должна. Кровотечения нет – это самое главное. А раз уж она пережила сегодняшний день, то, думаю, проживет и еще много лет. Только вот ее рука… Боюсь, она не будет работать как раньше. Проклятая ведьма! Всегда от них одни неприятности…

Дождь за окном все лил. Капли сбегали по стеклу, и серая улица расплывалась в неровных ручейках подтеков. Ведьмы уже не было видно, но знахарка знала, что она где-то там, пока еще недалеко, шагает прочь раздраженным размашистым шагом, недовольная собой, злая, вымокшая. Чужая.

И Ршина ее немного жалела.

Самую малость.

7

Она прошла много селений, словно бы нанизанных на ниточку дороги. Где-то ее принимали радушно, где-то безразлично. Но нигде не гнали прочь. Путник, кем бы он ни был, всегда мог расчитывать на кусок хлеба и кружку молока. Уж так было заведено.

Ночевать она старалась в заброшенных баньках, на дворах, в сараях. На ночлег в жилых домах она не оставалась, даже когда ее приглашали гостеприимные хозяева. Она избегала общества людей. Потому что близилось полнолуние.

Ночи сделались тревожными. Не спалось, а когда удавалось смежить глаза и задремать, то приходили неспокойные сны. И ведьма просыпалась, выбиралась на улицу, бродила кругами, размышляла. Смотрела на звезды, пытаясь успокоится.

С каждой ночью луна округлялась все больше, становилась все тяжелей.

Раньше было не так, думала ведьма. Тогда я даже не задумывалась об этом. Луна, какой бы она ни была, ни на что не влияла. Ну, разве самую малость… А сейчас… Почему? Неужели это годы?

В чем дело?

Я изменилась? Как?

Или изменился мир?

Теперь приходится прятаться каждый раз, когда близится очередное полнолуние. Что-то меняется в эти дни. В эти ночи. Давит. Тревожит.

Надо быть осторожней. Потому что все трудней оставаться собой. Потому что приходят чужие мысли и чужие чувства. Потому что рождаются образы, которых нет в действительности.

Бывает: очнешься – стоишь и не помнишь, что было минуту, час назад. Сколько вообще прошло времени в этом черном беспамятстве.

Случается: кричишь какие-то слова и не понимаешь их смысла. Но чувствуешь Силу, заключенную в незнакомых звуках. И тогда в животе становится горячо, так горячо, что кажется, будто одежда сейчас вспыхнет…

Так бывает, когда наступает полнолуние.

Может это одержимость?

Или безумие?

Старость?..