Три лилии Бурбонов

-Двадцатипятилетний монарх-холостяк, - пишет о нём Карола Оман - бережливый, застенчивый и целомудренный настолько, что краснел всякий раз, когда в его присутствии произносили нескромное слово, был скорее объектом насмешек, чем восхищения со стороны французских придворных.

С момента своего прибытия французы хулили всё английское, то время как священники королевы вызывали у местных жителей подозрение, что их повелитель собирается перейти в католичество.

Весьма скоро Карл I начал жаловаться, что жена «к нему холодна», что она с ним нелюбезна. Он велел Бекингему поговорить с ней.

-Думая, что столь юный дух, как дух королевы, можно смирить угрозами, он сказал ей, что король не потерпит более подобного поведения по отношению к нему, - свидетельствует в своих «Мемуарах» граф де Тильер, - если она не изменит своих привычек, для неё наступят горестные времена, ибо с ней будут обращаться не как с королевой, а так, как она заслуживает.

На что Генриетта Мария ответила:

-Я не верю, что дала королю повод рассердиться.

Без сомнения, молодая королева не раз задавалась вопросом: почему Бекингем, сын какого-то сельского сквайра, пользуется такой огромной властью при дворе Карла I? И почему сама она, дочь, сестра и жена королей, должна терпеливо сносить все унижения, которым её подвергали в Англии с подачи распутника Джорджа Вильерса, который чуть ли не во всеуслышание трубил о своей великой любви к Анне Австрийской, а сам, бросив Люси Перси, сошёлся с герцогиней де Шеврёз?!

Правда заключалась, по мнению писателя Энтони Адольфа, в том, что, «потрясённый смертью Якова I, Карл по-детски цеплялся за… фаворита своего покойного отца». Но Бекингем понимал, «что сохранить монополию на любовь Карла будет не так просто, как это было с явно бисексуальным Яковом». С появлением Генриетты Марии у герцога появился противник, которого, по сути, он сам посадил на трон рядом с Карлом. Так неужели он должен лишиться своего с таким трудом завоёванного влияния из-за маленькой мадам?

Не успели Карл и Генриетта Мария пожениться, как Джордж Вильерс сразу начал нашёптывать своему повелителю на ухо о недостатках его юной супруги, которая, следует признать, сама ничего не сделала для того, чтобы подданные её полюбили.

По предложению своего фаворита король издал указ, согласно которому, дабы её имя звучало по-английски, его жену следовало называть «королевой Марией». Правда, его подданные, вспоминая королеву-католичку Марию Тюдор (или Марию Кровавую), считали, что это имя может принести несчастье Англии. В то время как у самой Генриетты Марии оно вызывало неприятные ассоциации с казнённой Марией Стюарт, поэтому она продолжала подписывать письма своим полным именем.

По словам её камергера де Тильера, Бекингем вёл себя по отношению к королеве с беспримерной дерзостью и даже осмелился критиковать её внешний вид:

--Королеве Англии следует одеваться скромнее и причёсываться, как наши дамы!

Генриетта Мария действительно любила красивую одежду. Приданое, которое она привезла с собой в Англию, свидетельствовало о щедрости её брата и было настолько обильным и великолепным, что, вполне возможно, ей хватило бы его на всю жизнь, если бы... но об этом позже. Четыре дюжины вышитых ночных рубашек и дюжина ночных чепчиков в тон, четыре дюжины сорочек для особых случаев и пять дюжин носовых платков кажутся достаточным запасом белья даже для королевы, не говоря уже про пять нижних юбок. Дюжина пар английских шёлковых чулок, к которым добавилась изящная пара красных бархатных сапожек, подбитых мехом, были роскошью, о которой мало кто мог мечтать. Но больше всего маленькой мадам повезло с платьями. У неё было их не менее тринадцати и все они были великолепны: четыре из золотой и серебряной ткани на атласной основе, чёрного, малинового, зеленого и голубого, причём два последних были со шлейфом и длинными ниспадающими рукавами. Что касается парадной мантии, то она превосходила остальные по великолепию, будучи из красного бархата, покрытого лилиями. А тяжёлая мантия из того же материала и цвета, отороченная горностаем, очевидно, предназначалась для ношения в торжественных случаях.

Подобные туалеты были бы неполными без великолепных драгоценностей, в которых мать Генриетты Марии знала толк. Нитки жемчуга, цепочки с драгоценными камнями, бриллиантовые серьги, великолепное кольцо с бриллиантом - всё это было подарено молодой королеве, помимо креста из бриллиантов и жемчуга, застёжки, усыпанной четырьмя бриллиантами, и «букета» из пяти лепестков, сделанного из бриллиантов, вместе с множеством мелких безделушек, включая несколько десятков бриллиантовых пуговиц для отделки платьев. Можно с уверенностью предположить, что Генриетта Мария также нашла широкое применение «большому зеркалу в серебряной оправе», которое она привезла с собой из Парижа, и неудивительно, что Бекингем счёл, что она чересчур любит одеваться.

Хотя писатель Мишель Дюшен считает, «что в основе всего лежало отсутствие сексуальной гармонии».