Сейчас, в 1944 году, обстановка коренным образом изменилась. 25 августа посол Финляндии в Берлине получил указание своего правительства о том, что отныне Финляндия не считает себя связанной прежними обязательствами. Маршал Маннергейм в письме к Гитлеру сослался на бедственное положение страны, когда русские взяли Выборг и войска их стоят у самых границ. 2 сентября финский сейм высказался за принятие условий перемирия, которые предложил Финляндии Советский Союз.
Но никелевые рудники Печенги по-прежнему находились в руках нацистов, и драгоценная руда из них — никелевый концентрат — направлялась к северному побережью Балтийского моря, а оттуда во все еще сильный, яростно огрызающийся третий рейх.
Лагерь военнопленных располагался между Главным вокзалом и Кенигсбергским морским портом. Основная часть содержащихся там людей использовалась немецкой администрацией в качестве портовых грузчиков. Раньше почти весь лагерь комплектовался из русских военнопленных. Но в последнее время, по мере приближения Красной Армии к границам Восточной Пруссии, русских все чаще вывозили в западные районы Германии. А совсем недавно в этот лагерь перевели остатки двух лагерей, находившихся за чертой Кенигсберга.
Значительные изменения в людском составе осложнили деятельность подпольной организации лагеря. Организация существовала второй год и за это время сумела превратиться в значительную силу. Она сплотила всех, поддержала ослабевших, по мере возможности устраивала диверсии и даже установила связи с немецкими антифашистами, чудом уцелевшими в Кенигсберге.
Во главе организации, называвшейся «Свободная Родина», был штаб, состоявший из пяти человек. Начальником штаба был капитан Красной Армии Степан Волгин, сотрудник Особого отдела армии, «попавший» в плен под Харьковом. Конечно, немцы и не догадывались, что в руки им попал разведчик, специально заброшенный в логово врага. Степан Волгин числился интендантским офицером, он сумел войти в доверие лагерной администрации и теперь заведовал вещевым довольствием военнопленных.
«Свободная Родина» строилась по принципу строгой конспирации, которая исключала провал всех в случае предательства или неосторожности кого-либо из ее членов. Но самые большие хлопоты и неудобства приносили штабу перемещения людей, которые время от времени проводила лагерная администрация. Вот и сейчас в лагерь прибыла новая группа военнопленных. К ним надо внимательно присмотреться, прощупать каждого и попытаться заменить ими товарищей, отправленных в западные районы. Но в первую очередь выявить возможных провокаторов, подосланных гестапо.
…В полутемной каморке, служившей Волгину как бы «служебным помещением», собирались члены штаба и командиры четырех отрядов, на которые были разделены все боевики организации.
— Почему нет Августа? — спросил кто-то Волгина.
— Его пока не будет, товарищи. Он выполняет особо важное задание, о котором я не могу ничего сказать вам сейчас.
Август Гайлитис — один из пяти членов штаба — пользовался правом свободного выхода из зоны и часто бывал на работах за пределами лагеря. Доцент Рижского университета в прошлом, прекрасно говоривший на немецком языке, Август попал в разведку лишь в сорок первом году, когда ушел из Риги добровольцем Красной Армии. Кроме того, Август был и замечательным механиком, и лагерная администрация часто посылала его для различной работы в город по специальным запросам промышленных предприятий или частных лиц.
— Давайте, друзья, быстренько доложите, как проходит проверка вновь прибывших людей, — сказал Степен Волгин. — Собирайтесь с мыслями, еще раз подумайте о тех, кого вы будете сейчас рекомендовать в организацию… Дело серьезное, как бы не допустить промашки.
Вчера вечером Индра, старшая дочь генерала Вилкса, подошла к отцу и, заглянув Арвиду Яновичу в глаза, сказала:
— Я знаю, отец, что не имею права об этом спрашивать… Но ты мне скажи только одно: как Сережа? Тебе известно о нем что-нибудь?
Арвид Янович взял ее за плечи.
— Допустим, — сказал отец. — Но ты сама понимаешь, что большего я сказать тебе не могу.
— Понимаю, отец… Как он там?
Вилкс вздохнул.
— Трудно ему, дочка, очень трудно… Сережа, конечно, устал. Он ничего не сообщает об этом, но где-то между строк я чувствую, как тяжело ему сейчас. Ты понимаешь, ему словно Антею, надо бы прикоснуться к родной земле, набраться от нее сил… Но я не могу ему этого позволить, а впрочем, он и сам бы не смог себе разрешить такое… Вот еще немного осталось… Думаю, что скоро мы все будем вместе. О большем не спрашивай, Индра.
— Я понимаю, отец. Жалко, что ты не можешь ему сообщить, как все мы любим его и ждем домой…
Генерал улыбнулся.
— Ну уж это мы как-нибудь ему сообщим. Придется мне использовать свое служебное положение. Может быть, и привет от тебя передам.