Это то, за что мы сражались. Чего мы всегда хотели.
Я захлопнула дверь фургона и прижала куртку к плечу Чейза. Он застонал, и этот звук почти сломал меня. Мне невыносимо, что он испытывает такую боль. И я ничего не могу поделать, чтобы это исправить. Кажется, чем сильнее я нажимала на импровизированную повязку, тем большую боль это причиняло Чейзу, но я не знала, что еще сделать.
Завизжали шины. Я подняла голову, глядя, как мы едем по стоянке. Такер несся напрямую к воротам. Солдаты и повстанцы бросались прочь с дороги.
Ворота были приоткрыты, но недостаточно широко для фургона.
– Такер?
– Держитесь крепче, – ответил он. Взревел двигатель, и фургон рванул вперед, сильно ударившись о бок другого автомобиля, торчавшего у нас на пути.
– Держись! – крикнула я Чейзу, когда мы врезались в ворота.
Снаружи отступали люди в форме, их преследовали и расстреливали заключенные. Заднее стекло пробила пуля, скорее всего, выпущенная одним из повстанцев, – я и забыла, что мы едем в автомобиле МН, – машина вильнула, но не замедлилась.
Такер сказал, что на север отсюда есть клиника. Надеюсь, ее не трудно найти.
Наконец мы поехали по прямой и стали набирать скорость. Чейз с трудом приподнялся на одном локте, несмотря на мои усилия заставить его лежать. В темноте фургона его лицо было бледным и блестело от пота.
Он пристально смотрел на Такера.
– Он был с ними, – сказал Чейз сквозь зубы. – Возле мини-маркета. Он знал.
– Знаю, – сказала я.
– Он правда отпустил тебя?
– Да. – Я выждала один удар сердца и заставила его снова лечь. – Чейз, продолжай говорить.
– Почему? – спросил он.
– Не знаю. Думаю... – Такер резко свернул на шоссе, следуя указателю с надписью «больница». – Наверное, он хотел все исправить.
Молчание.
– Чейз?
Его глаза закатились. И закрылись.
– Чейз! – закричала я.
Глава 26
Я меряла шагами маленькую палату, не обращая внимания на влажные волосы, с которых на позаимствованную больничную одежду стекала вода. Такер откинулся на спинку мягкого оранжевого стула возле стены. У него слипались глаза, и каждый раз, когда его голова падала на бок, он вскидывался и принимался их тереть.
– Док вернулся?
Он спрашивал это каждый раз.
Я покачала головой и в двадцатый раз затянула пояс огромных штанов. Они были мне очень велики и все время сползали.
Пять часов назад мы вломились в клинику и потребовали помощи. Четыре часа назад вызванный врач, мужчина примерно одного возраста с Джессом, с редеющими волосами и серьезными глазами, сделал операцию. Я оставалась в операционной все время, убежденная в том, что Чейзу могут навредить. В том, что ему просто позволят умереть. Даже после того, как врач показал мне три параллельных шрама на своем плече.
Два часа назад мне сказали, что Чейз выживет, и поместили его в послеоперационную палату. Наконец я согласилась взять больничную одежду, помыться над раковиной и позволить медсестре обработать мои раны. Врач сделал мне укол пенициллина, на случай если в них попала инфекция. Чейза я не оставляла ни на минуту.
Повстанцы заняли клинику. Мужчины и женщины, которых я видела в Стойкости, охраняли периметр, а заключенные стояли на страже внутри. Такер рассказал мне, что персонал лечит раненых офицеров МН, которых Три возьмет в плен и использует в качестве заложников. Он оставался рядом, сменил свою форму на халат, а куртку выбросил в мусор. Я думала, что он сбежит, но он этого не сделал.
Девитт пока не появлялся. Уоллис тоже. Я не надеялась на то, что они выжили.
Я смотрела на спящего Чейза, размеренный писк мониторов отмечал его сердцебиение. Одним ухом я прислушивалась к происходящему в коридоре и, когда мимо нашей палаты протопали шаги, на цыпочках подкралась к приоткрытой двери. Четверо повстанцев, включая врача, оперировавшего Чейза, собрались вокруг старого черного радиоприемника перед окном, за которым только начинало вставать солнце.
Я не стала высовываться и была готова отключить Чейза от аппаратуры, если придется.
«Слухи о крупных взрывах на базе в Чикаго подтвердились, – сообщал знакомый голос женщины, которой нравилось вещать. – Взрывы, раздавшиеся сразу после полуночи, первоначально были названы случайными – возгораниями на складе боеприпасов. Но скоро тюрьма и реабилитационная больница тоже доложили о взрывах, что навело наши источники на мысли, что в действительности это дело рук мятежников. Базу захватили люди, несущие в руках что-то, по виду похожее на Статут о Морали. Говорят, то же самое происходило на базе ФБР в Ноксвилле, Теннеси, которая пала меньше, чем за час».
Открыв рот, я прислонилась спиной к стене. Гражданские занимают базы. Со Статутами в руках. Моя история достигла людей вовремя.
Мне вспомнились слова Джесса, которые он сказал в Стойкости: «Когда правительство разрушает страну, люди имеют право его сменить или распустить». Может, в этих Статутах и стояло мое имя, но именно люди решились действовать. Революция началась, и я наконец-то впервые почувствовала, что мое участие в этом закончилось.