Три Меченосца

Понемногу он начал приходить в себя, и холодная земля напомнила ему о башмаках. Юноша отвязал их от котомки. Они были почти сухими, хоть и прохладными внутри. Тэлеск обулся и продолжил свой путь через кедровые рощи. Он шел в сторону запада, прямо к горам, склоны которых уже ощущались под ногами. Лишь когда солнце пропало за огромным гребнем, и их густая тень распростерлась по всему побережью, когда уже приближалось время заката, деревья расступились, и перед Тэлеском предстал во всем великолепии один из пиков Небоскребущего хребта. Он был подобен великану, который восседал на громадном троне. Склон горы круто взмывал вверх, а ближе к вершине и вовсе переходил в огромную отвесную скалу, коронованную венцом из снега. А у подножия, шагах в ста от Тэлеска, продолжались темно-зеленые хвойные рощицы.

Несколько мгновений юноша восхищенно смотрел на горы, и невольно в его голове всплывали строки одной старой песни:

Горы и скалы! Морские утесы!
Какую в себе вы храните память?
Какие вам видятся сны и грезы,
Что дарят вам радость тех дней минувших,
Когда Мир был юным? Вы помните дни,
Когда Старо Солнце сияло,
Когда не Снаружи был мир, а Внутри,
Когда власть стихий процветала,
Когда один миг был, как вечность одна,
Когда об алфейнах не знали,
Когда шла пора вековечного дня?
В безволии Зло прозябало…
Горы и скалы! Утесы морей!
Зачем вы столь гордо молчите?
Поведать прошу я о славе тех дней!
О древней поре расскажите!

Тэлеск поправил котомку на спине и двинулся верх по склону, который мало-помалу становился все круче и круче. Вскоре юноша уже вынужден был помогать себе руками: хвататься за стволы, за траву, за каменные выступы. Наконец он выбрался на широкий уступ. Дальше он решил уже не взбираться. Тем более что дальнейший подъем не представлялся ему возможным: склон дальше был чересчур гладким, а еще выше начинался горный отвес.

Тэлеск выпрямился в полный рост и впервые за все время подъема обернулся назад, лицом к востоку. Его взору предстала прекраснейшая картина. Он увидел необъятные просторы прибрежной земли. Впереди, на востоке, над широким морем висела завеса тумана. Она застилала собою весь горизонт. От склонов гор до самых берегов раскинулось другое море – зеленое море лесов. Кроны деревьев раскачивались на ветру и напоминали морские волны. На миг Тэлеск позабыл, для чего поднимался на эту созданную природой каменную площадку.

Отсюда, с уступа, отлично просматривались песчаные берега. Далеко на юг и на север протягивались они вдоль предгорий Небоскребущего хребта. Впереди Тэлеск рассмотрел знакомые ему останки корабля и тут же вспомнил, с какой целью забрался так высоко. Он стал внимательно вглядываться в линию побережья, стараясь не упустить из вида ни одной точки на фоне серого песка. Но берег был пуст. На целые версты в обе стороны на берегу не виднелось ничего, что заслуживало внимания.

Надежда на то, что друзья живы, вновь стала понемногу гаснуть, как гаснет отгоревшая свой срок свеча.

– Похоже, они и вправду сгинули в море, – горестно проговорил Тэлеск. – Я должен идти. В одиночку.

Юноша не мог больше стоять и сел на твердую площадку уступа. Ножны меча, что висели у него на поясе, лязгнули о каменную поверхность. Тэлеск положил правую руку на рукоять своего оружия и медленно потянул за нее. Меч легко подался, и юноша полностью обнажил клинок.

Рукоять была испещрена тончайшими линиями, которые собирались в загадочные рисунки с изощренным смыслом. Тэлеск словно впервые увидел их. Он провел ладонью по поверхности клинка, и внезапно на нем появились руны, тонкие, но четкие. Они шли одной строкой прямо по всему долу. Это были единые знаки людей Гэмдровса, и любому взрослому человеку просто смешно было бы не знать этих рун.

Тэлеск был весьма удивлен. Раньше он не видел этой надписи. И король Кузнечного острова даже не упомянул о ней в ту ночь на Светлой поляне. На клинке было написано:

Йан каикин колланаун
А ундо – фаракхивис
Ка майтимети тилваун
Тосса ва фаракхивис
Виру астолаун кинкойа-кэнки гэндвэ