Три менялы

— Степа, если тебе противно, так отодвинься или к отцу иди, туда запах не достает.

— Достает, — тут же сказал Петрович.

Петрович и в этот приезд как-то испытующе посматривал на нее. Матильду беспокоили его взгляды. Ясно, что он видел раньше Вику и сразу все понял. За кого же тогда он принимает ее? Но поскольку он молчал, то и Матильда не стала ничего говорить. И вдруг она услышала слова Петровича:

— Я так понимаю, живи сам и дай жить другим…

Он договорил и в упор посмотрел на Матильду. О чем это он?

Николай вышел покурить на крыльцо, за ним по всей комнате протянулся след, как пена на морской глади от корабля: хлебные крошки, осыпавшиеся с его брюк, пустая кружка из-под молока на подлокотнике кресла, опрокинувшийся стул, задравшийся ковер.

Матильда опять принялась пытать белобрысого Степана.

— А клуб у вас есть?

— Нет, вот клуба нету, — тот говорил так, словно в их деревне есть все, кроме клуба.

— А вечерами посиделки устраиваете? Вся молодежь, наверно, собирается где-нибудь, много молодых-то в деревне?

— Да почитай шо и много: я, Ванька, Петро, ишшо другие есть…

— А девушек много? Красивые?

— Рано ему ишшо, по девкам стрелять, — Петрович сурово глянул на сына.

— Ну хорошо, летом тепло, светло на улице — с друзьями общаешься, а зимой вечерами на улице холодно — в доме без света, без телевизора совсем скучно?

— Не-а, не скучно…

— А чем ты занимаешься? Книги читаешь?

— Не-а, я не любитель…

— А что тогда делаешь? Может, играешь на гармони? Или поешь?

— Кто, я? — удивился он. — Не-а, я музыку не очень…

— А что тогда? В домино или в карты с друзьями режешься?

— Не-а, я карты не уважаю…

— Тогда во что же? Может, в шахматы играешь или в шашки?

— В шахматы?! — Степан даже рот открыл от удивления: — Не-а, мы шахматы не того, не любим.

— Ой, вспомнила, в деревне лото любят!

— Это когда бочонки из мешка? Ну его к шутам, это лото. Не нравится мне цифры искать…

— А-а, — догадалась наконец Матильда, — у тебя девушка все-таки есть — свиданья, гулянки… Признавайся, пока отец не слышит: есть невеста, зазноба?

— Не, — засмущался парень, — нема невесты, рано ишшо.

— Да самогонку они пьют, — не выдержал Саша.

— Это можно… — оживился Степа.

— Ну, вот все и ясно, а то пристала к парню — книжки, шахматы…

— А отец не ругает за самогонку? — спросила Матильда.

— А шо, он не мужик, что ли?! — обиделся за сына отец. — Мы-то хорошо живем, весело. Это вам небось муторно тут сидеть. Вы же привыкли по театрам да магазинам ходить.

— Мужчинам, наверно, трудно, они же недавно попали сюда, а мы с Верой уже и не помним другой жизни…

Петрович совсем освоился: посреди разговора встал, пошел на кухню. Матильда не задумываясь поднялась следом и, стоя в дверях кухни, наблюдала, как он сначала налил себе чаю, потом открыл один, другой шкаф, заглянул в приоткрытую дверь перехода на хоздвор. Что он-то здесь ищет? Любопытный гость хотел шагнуть дальше, но оглянулся, не видит ли кто, и его взгляд столкнулся со взглядом хозяйки.

— Вот, интересуюсь, как у вас все ловко устроено, — не смущаясь, пояснил он.

Матильда ничего не ответила, и Петрович, кашлянув, вернулся в гостиную, боком протиснувшись мимо нее в дверь. Однако ему не сиделось, и немного погодя он опять поднялся. Тут уж Матильда специально пошла следом — что за человек такой бесцеремонный! На этот раз Петрович пошел по коридору, приоткрывая двери и заглядывая во все комнаты по очереди.

— Что-нибудь ищешь, Петрович?

Тот не удивился, что она следит за ним, и спросил:

— Что, у мужа есть братья?

— А что? — вопросом на вопрос ответила Матильда.

— Так хозяином кто тут теперь будет?

Матильда понятия не имела, кто будет здесь хозяином. Если Николай действительно родственник Игоря, то, наверно, все достанется ему, но мужской шовинизм Петровича ее раздражал, и она уверенно ответила:

— Я.

Сказала и заметила, как недоверчиво он посмотрел на нее. Потом Петрович открыл следующую дверь и сказал, не глядя в ее сторону:

— Так я летом-то приезжал.

Матильда растерялась. С одной стороны, закон она не нарушала, бояться ей нечего, с другой — как-то неловко: живет под чужим именем. И объяснить это достаточно правдоподобно нельзя, ну не хотелось ей рассказывать, как она просто пожалела ребенка и позволила Вере называть ее мамой. Да и дальнейшего вранья это не оправдывает. Сперва не подумала, казалось все это на день-два. Как все глупо получилось… Что теперь делать? Она молчала.

— С Игорем виделся и с его женой…

— А, так это тебя Игорь выпроводил отсюда? — вспомнила она вдруг давнишний разговор. — Ну и что?

— Ничего… — теперь Петрович вроде смутился, но продолжил: — Богатый, однако, дом… Зачем тебе две коровы? Возьму я одну…

Матильда возмутилась:

— Ты, Петрович, знай, что я здесь хозяйка и не собираюсь ничего ни отдавать, ни продавать.

Петрович криво усмехнулся.

— Ну-ну, хозяйка…

— И учти, я одного любителя чужого уже подстрелила.

— Никак Юрку кривого?

— Не знаю, как его называют, но что с подбитым глазом был, это точно. Так он из вашей деревни? Я думала, какой-нибудь беглый зэк.