Как ты знаешь, мне трудно даются слова, особенно в разговоре с незнакомым и посторонним человеком, и здесь ничего не изменилось, но я пытаюсь. Я учусь принятию того, что всё равно не могу изменить. Того, что сделала и совершила с тобой и с собой, и с нашими детьми. С нашей семьёй. Того, что мне не под силу исправить. Осознанию, что я проживу с этим до конца своих дней. Но пониманию того, что и это, вероятно, можно простить. Что однажды я прощу сама себя. Смогу осознать, что ещё и дала жизнь, а не только её отняла. Не забуду и не перестану вспоминать, но окажусь в состоянии двигаться дальше. Так же, как простил меня ты и в результате не стоишь на месте, а смотришь только вперёд. Может быть, мы сможем делать это вместе. Не сейчас и не завтра, и даже не через неделю, месяц или год, но в один прекрасный день.
Я продала квартиру. Теперь мне как бы негде жить. Родители не в счёт. Я не собираюсь жить с ними вечно. Меня вполне устроит твой диван. Или даже коврик под дверью. Что угодно, лишь бы увидеть Александра. Обнять его и больше никогда не отпускать. Разве что только после того, как он станет слишком взрослым. Я говорю это не потому, что мои родители не видят собственного внука, и не потому, что это, вероятно, единственный способ быть с тобой. Всё дело лишь в любви. В том, как я люблю его и тебя. Я потеряла уже слишком много времени. Не хочу терять ещё больше.
Я не обещаю, что будет просто, и что я смогу всегда быть открытой лицом к лицу, но гарантирую сохранить этот способ. При необходимости использовать его и разговаривать с тобой хотя бы так.
Я пишу всё это, даже зная, что ты, возможно, и не придёшь, и не прочтёшь, а просто сразу выкинешь этот конверт в урну, едва я только отвернусь. Я пойму, если ты это сделаешь. Но мне всё равно. Соответствующей вероятности меня не остановить. Я не стану молчать только лишь из-за мысли, что всё окажется в мусоре. Просто больше не могу. Могла, но теперь это закончилось.